Одиссей не расстался с жизнью, и если ему не пришлось так тяжело, как некоторым из греческих вождей, но страдать ему выпало дольше других. Прежде чем снова увидеть свой дом, ему довелось постранствовать по свету десять лет. Когда он наконец попал домой, его младенец сын уже стал взрослым мужчиной. Ведь прошло уже двадцать лет с тех пор, как Одиссей отплыл под Трою.

На Итаке, его родном острове, ситуация для него обернулась самой худшей стороной. Все жители острова, за исключением его жены Пенелопы и сына Телемаха, считали, что его уже больше нет в живых. Они уже почти пришли в отчаяние. Люди считали, что Пенелопа – вдова, и поэтому может и, следовательно, должна выходить замуж. С островов, расположенных близ Итаки, и, конечно, с самой Итаки в дом Одиссея прибыло множество женихов, сватавшихся к Пенелопе. Она не принимала всерьез ни одного из них, хотя надежда на возвращение ее супруга была очень слабой, но она все-таки никогда не умирала. Более того, питала к ним отвращение, как, впрочем, и Телемах, и вполне по праву. Женихи были грубыми, жадными, самонадеянными людьми, каждый день проводившими в большом зале его дворца, поедавшими запасы накопленного во дворце продовольствия, приказывавшими резать быков и овец Одиссея, пьющими его вино, сжигающими запасы его дров и распоряжающимися его слугами. Они объявили, что не уйдут из дворца до тех пор, пока Пенелопа не выйдет замуж за одного из них. К Телемаху же они относились с немалой долей пренебрежения, как будто он был обычным мальчиком и обращать на него внимание просто не стоило. Для матери и сына ситуация сложилась совершенно немыcлимая, но они были беспомощны: их было только двое против большой компании, и одним из этих двоих была женщина.

Сначала Пенелопа надеялась попросту утомить женихов ожиданием. Она поведала им, что не может выйти замуж до тех пор, пока не соткет красивейший саван для отца Одиссея, престарелого Лаэрта, ко дню его кончины. Женихи должны были уважать столь благочестивую причину отсрочки и согласились ждать до тех пор, пока работа не будет завершена. Но она никогда не была бы закончена, поскольку каждую ночь Пенелопа распускала то, что успевала наткать за день. Но в конце концов ее хитрость была разоблачена. Одна из служанок рассказала о ней женихам, и те застали ее за распусканием савана. После этого они, конечно, стали более настойчивы и совершенно неуправляемы. Так обстояли дела в доме Одиссея, когда к завершению приближался десятый год его странствий.

Из-за того злодеяния, которое греки учинили над Кассандрой, Афина гневалась на все греческое войско, но еще во время войны она особо выделяла и благоприятствовала Одиссею. Она восхищалась его острым умом, его хитроумием и находчивостью. Правда, после падения Трои она, наслав через Посейдона бурю на греческий флот, не сделала для него исключения, так что Одиссей сбился с курса и уже никогда не мог найти его снова. Ему пришлось странствовать год за годом, словно торопясь от одного опасного приключения к другому.

Однако гневаться десять лет подряд трудно даже бессмертным. Боги смилостивились над Одиссеем, за исключением, правда, Посейдона, но больше всех его жалела Афина. К ней вернулось ее прежнее отношение к Одиссею, и она решила положить конец его страданиям и вернуть его домой. Приняв это решение, она однажды с радостью обнаружила, что на собрании богов на Олимпе Посейдон отсутствует. В это время он был в гостях у эфиопов, которые жили на юге, на дальнем берегу Океана, и, конечно, задержался бы у них на пиру. Афина не медля рассказала богам о бедственном положении Одиссея. Сейчас, говорила она, он, в сущности, пленник на острове нимфы Калипсо, которая любит его и отпускать не собирается. Во всех остальных отношениях – она сама доброта; все, чем она располагает, в его распоряжении. Но сам Одиссей глубоко несчастен – он тоскует по дому, жене, сыну. Он целыми днями сидит на берегу, обозревая горизонт в поисках паруса, который никогда не появляется. Ему мучительно хочется увидеть хотя бы дымок, вьющийся над его домом.

Олимпийцы были растроганы словами Афины. Они почувствовали, что Одиссей заслуживает лучшего жребия, и от имени всех богов, слышавших рассказ богини, Зевс заявил, что они должны прийти к согласию и найти для Одиссея способ вернуться на родину. Если олимпийцы выскажутся за это единогласно, Посейдон, конечно, не пойдет против всего Олимпа. Сам же он, продолжал Зевс, немедленно пошлет к Калипсо Гермеса и прикажет ей готовить Одиссея к возвращению домой. Афина, вполне удовлетворенная таким решением, покинула собрание богов и слетела на Итаку. У нее были свои планы.

Она уже успела очень привязаться к Телемаху, и не только потому, что он был любимым сыном Одиссея, – он был трезвомыслящим, благоразумным юношей, твердым и заслуживающим доверия. Она полагала, что ему будет полезно совершить путешествие, пока Одиссей добирается до дома, а не в бессильной ярости наблюдать за безобразиями женихов. Кроме того, если он совершит это путешествие в поисках вестей о своем отце, то он только выиграет во мнении людей. Они будут считать его богобоязненным юношей, каким он, собственно, и был, обладающим достойными восхищения сыновними чувствами. Соответственно своим намерениям Афина приняла облик морехода и отправилась во дворец Одиссея. Телемах заметил ее, стоя у порога, и загрустил, что гость тотчас же не встретил достойного приема. Тем не менее он поспешил приветствовать чужеземца, принял у него из рук копье и усадил его в почетное кресло. Слуги тоже оказали пришельцу то гостеприимство, которое оказывают в уважаемом доме, и поставили перед ним пищу и вино, стараясь не отказывать гостю ни в чем. Потом гость и хозяин тепло побеседовали друг с другом. Афина начала разговор с того, что деликатно спросила, что означает это застолье, на которое она попала. Она, конечно, никого не желает обидеть, но воспитанного человека можно извинить за то, что он не одобряет поведение собравшихся здесь людей. После этого замечания Телемах рассказал гостю обо всем: о своих опасениях, что Одиссея, быть может, уже нет в живых; о том, как авантюристы из дальних и ближних стран заявляются свататься к его матери, которая не может явно отвергнуть их притязания, но не принимает и не примет всерьез ни одного из этих претендентов; о том, как женихи разоряют их, проедая припасы и опустошая дом. Афина вознегодовала. «Постыдная история, – заметила она. – Если только Одиссей доберется до дома, этих нахалов ждет быстрая и жестокая расплата». Потом Афина посоветовала Телемаху попытаться что-нибудь разузнать о судьбе отца. А люди, которые могут что-нибудь рассказать о ней, это – Нестор и Менелай. С этими словами она удалилась, оставив Телемаха преисполненным решимости; вся его былая нерешимость, все колебания оставили его. Он даже с некоторым изумлением воспринял происшедшие в нем изменения и предположил, что его посетило божество. На следующий день он созвал народное собрание, рассказал о своих намерениях и попросил итакийцев снарядить ему добротный двадцативесельный корабль, но никакого другого ответа, кроме насмешек и издевательств, не получил. Пусть лучше сидит дома и там и получает новости, советовали ему женихи. Они-де присмотрят за тем, чтобы ни в какое путешествие он не отправлялся. А потом с издевательским смехом они толпой отправились во дворец Одиссея. Телемах же в отчаянии отправился побродить по берегу и вознес молитву Афине. Молитва была услышана, и Афина предстала перед ним. На этот раз она приняла облик Ментора, которому из всех итакийцев Одиссей доверял более всего; богиня утешила и успокоила Телемаха. Она пообещала ему, что для него будет приготовлен быстроходный корабль и что сама она поплывет вместе с ним. Телемах, конечно, мог думать, что с ним разговаривает сам Ментор, но ведь с его помощью он мог бросить вызов женихам, и он заспешил домой, чтобы приготовить все необходимое к путешествию. Он терпеливо дождался ночи, а потом, когда все в доме заснули, отправился к кораблю, где его ожидал Ментор, то есть Афина, взошел на борт и вышел в море, направившись в песчаный Пилос, где правил престарелый царь Нестор.