Так продолжалось до глубокой ночи, иногда Хальвард принимал из рук Ульфа флягу, делал несколько глотков и вновь возвращался к пострадавшим. К середине ночи маг выглядел едва ли лучше многих в этой палатке: лицо стало землистого цвета, темные тени легли вокруг глаз, сами глаза покраснели от напряжения. И все-таки, он не сдавался, продолжая исцелять тех, кого еще можно было спасти.

— Как он делает это? — тихо спросила Йорунн у Чёрного Волка, когда тот отошёл в сторону, чтобы вдохнуть свежего воздуха. Ульф бросил в сторону фигуры в темном быстрый взгляд и ответил так же тихо:

— Никто не знает, видимо, его огненная стихия так сильна, что все, что создано или уничтожено огнем, покорно ему. А может, ему подвластны другие силы, неведомые простым смертным.

Когда небо на востоке начало сереть, правитель встал, закончив с последним раненым. Тело подвело его, он неловко оступился и схватился за плечо Ульфа, чтобы не упасть.

— На сегодня все, мне нужен отдых. Разбудите меня с седьмым колоколом, — и не замечая никого, тяжело покинул палатку.

Мимо Йорунн прошел, как мимо пустого места, даже не повернув головы.

— Миледи, вам тоже стоит отдохнуть, — обратилась к ней сиделка. — На вас лица нет, а ночь уже на исходе. Идите за мной.

Йорунн сквозь полудрему брела меж белых шатров, стараясь выгнать из головы мрачные воспоминания обо всем увиденном. Уснула она сразу же, как только голова коснулась подушки, но сон ее был полон тревог и жутких образов.

Утро наступило внезапно, словно ночи и не было вовсе. Что-то звонко упало на землю и с грохотом покатилось по склону, раздалась тихая брань и смех, Йорунн подскочила на своем ложе, пытаясь вынырнуть из противных липких видений, заполнивших ее сны. Голова нещадно болела, все тело ныло от долгой скачки, живот сводило от голода, ведь последний раз ели они вчера днем, еще в горах.

С трудом заставив себя выпрямиться, девушка шагнула на улицу и тут же болезненно поморщилась: в глаза ударил невыносимо яркий свет наступившего дня. Возле палатки маленький поваренок суетливо собирал с земли котелки и миски, а дородная краснолицая женщина в переднике подгоняла его, угрожая черпаком на длинной ручке:

— Под ноги смотри, негодный! Перепачкал всю посуду, сам вымывать будешь! Погоди вот у меня, доберусь я до тебя, научу уму-разуму, да что на дорогу смотреть нужно, а не ворон в небе считать!

У Йорунн мелькнула мысль, что именно вот такая обыденная суета обычно вытаскивает из состояния беспросветной печали. Как бы много люди не потеряли, с кем бы из родных и близких им не пришлось проститься навечно всего несколько дней назад, необходимость дышать, есть, пить, согреваться заставляла вставать и приниматься за работу, освобождая истерзанный разум от необходимости думать о своем горе.

Возле палатки обнаружился часовой, незнакомый малый с приветливым лицом.

— Который час? — обратилась к нему Йорунн.

— Восьмой колокол уже был, миледи, — ответил он, с откровенным любопытством разглядывая девушку. Йорунн с досадой отметила, что в последнее время просыпаться неизвестно где в непонятном состоянии становится почти привычкой.

— Где тут можно умыться и найти коней? Мы прибыли вчера, мои вещи остались в седельных сумках, — спросила она.

— Ваши сумки внутри, миледи, — сказал стражник, указывая на палатку. — Ручей вниз по склону, тут недалеко. И у меня приказ проводить вас к правителю, когда вы будете готовы.

Йорунн поблагодарила стражника, нырнув в спасительный полумрак шатра. Действительно, сумки оказались около постели. Наскоро переодевшись и убрав длинные волосы в косу, Йорунн отправилась на поиски воды. Ручей, точнее, целая речка, обнаружился в паре десятков шагов от палатки. Холодная вода выбила остатки сна, вернув голове способность мыслить ясно, так что через десять минут в сопровождении стражника она уже шла к большому шатру в центре лагеря.

Воин пропустил Йорунн вперед, охрана на входе молча расступилась. Внутри шатер оказался разделен на две части широкой занавесью, передняя часть служила приемным покоем, задняя, по-видимому, была личным пространством Хальварда. Из-за полога доносились обрывки разговора. Йорунн растерянно огляделась, не зная, стоит ли ей пройти дальше. Взгляд ее упал на стол в углу, на столе лежал хлеб, масло, сыр, яблоки, стоял кувшин с водой. Живот тут же напомнил о себе звонкой трелью. Разговор прервался, и из-за занавеси вышли Хальвард и Ульф.

— Доброе утро, милорд. Вы звали меня?

Правитель выглядел гораздо лучше, чем вчера ночью. Лицо вернуло прежний человеческий вид, тени бесследно растаяли, только глаза остались уставшими.

— Да, садись и поешь. Вчера было не до еды и долгих разговоров, да и сегодня времени на это почти не будет. Рад, что ты держалась так достойно. Сейчас нас ждет суд, затем снова в дорогу. Собери свои вещи и будь готова выступать сразу после полудня.

— Хорошо. Могу я спросить?

— Да, говори, — Хальвард устало потер глаза.

— Что теперь станет с жителями деревни?

— Им помогут похоронить павших, восстановить дома тем, кто захочет остаться. Но думаю, что многие уйдут на новое место. Я выделю им охрану.

— А почему на этих людей напали? Это ведь не богатый город и не крепость, какой смысл в подобной жестокости?

— На твой вопрос есть два ответа и ни одного. Но об этом после и в другом месте.

К десятому колоколу все жители деревни, кто мог стоять на ногах, собрались на площади. Вместе с ними пришли солдаты и те, кто прибыл вчера с правителем. Сам Хальвард занял место в кресле по центру, рядом с ним встал Ульф, чуть позади — начальник пограничного отряда. Пленников согнали в кучу посреди открытого места, вид у них был жалкий. Когда стих звук колокола, Хальвард поднял руку, призывая всех к тишине. Все разговоры смолкли, только взгляды погорельцев были красноречивее любых слов. Ульф вышел вперед и заговорил:

— Я, предводитель войск Недоре, Миаты и Зеленый островов, Ульф Ньорд по прозвищу Черный Волк, от имени своего правителя, а так же от имени Империи и согласно ее законам, обвиняю этих людей, — жестом он указал на связанных, — в том, что они нарушили границы герцогства, принесли войну, кровь и смерть невинным жителям империи. В доказательство своих слов я готов представить свидетелей нападения. В качестве наказания по законам империи, те, кого признают виновными, должны быть сожжены заживо на главной городской площади. Однако по приказу правителя Хальварда Эйлерта Эйнара, я объявляю о том, что виновные будут повешены на месте, а тела их не будут приданы достойному погребению, ибо те, кто убивает женщин и детей не достойны найти успокоения ни в воде, ни в земле, ни в воздухе. Есть ли присутствующих те, кто хочет выступить с опровержением моего обвинения или приговора вашего правителя?

Но над площадью висело мертвое молчание.