В маленькой приёмной в Версале в ожидании вызова граф никак не мог придумать нужных слов. Ну да ладно, будь что будет. За окном в большом саду били блестящие струи фонтанов, в воздухе чувствовался запах наступившей весны. Нарядные мужчины и женщины прогуливались по красивым, ухоженным аллеям, они смеялись и оживлённо разговаривали, словно ничего не происходило, и ничто не тревожило их повседневной привычной жизни.

Но вдруг он позабыл обо всём на свете.

Вышла фрейлина, кивнула ему и бесшумно исчезла. Вот и весь церемониал. Как же всё изменилось, всё теперь не так, как прежде, в те далёкие дни. Раньше приход к королеве был значительным, далеко не будничным событием.

Он вошёл, не переставая удивляться. Вдруг ручка двери повернулась, и вошла Мария-Антуанетта. Она была очень бледна, чуть заметно кивнула посетителю в знак приветствия, поблагодарила за поездку в Англию.

Граф опустился на колено, поцеловал руку. Она жестом указала ему на стул, но верный рыцарь предпочёл разговаривать стоя, как солдат перед генералом. Теперь он опасался одного — не пойти на поводу собственных эмоций и не совершить под наплывом чувств какую-нибудь оплошность, которая может привести к вечной разлуке.

Королева молча слушала его. Он продолжал что-то неуверенно бормотать. Куда же подевалась его чёткая речь? Граф ничего не мог поделать с собой из-за душевного волнения.

— Таким образом, ваше величество, я считаю свою миссию полным провалом. Я, как и месье Шеридан, боюсь, что эта клевета всё же будет напечатана. И не могу вам сказать, как меня гложет печаль.

— О чём вы говорите, — спокойно отозвалась она, — вы сделали всё, что было в ваших силах. Эта история получила уже такую широкую огласку, что теперь уже не важно, появятся мемуары или нет. Всё изменилось. Самые знатные французские нотабли заключили дружеский союз с нашими злейшими врагами. Они, конечно, когда-нибудь об этом пожалеют, вот увидите. Но трон Франции не покачнётся. Ему на помощь приходят новые люди, представители средних классов. Они полны решимости и демонстрируют поразительные мужество и отвагу. Да, граф, не нужно было вам ехать в Англию. Я заранее была уверена, что всё это напрасно. Теперь я хочу попросить вас об одном одолжении. Эта страна — не ваша родина. Умоляю вас, возвращайтесь к себе — там, несомненно, понадобится ваше благородное сердце. Оставьте нас наедине с нашей судьбой, будь что будет...

Де Ферзен хотел было возразить, но она, остановив его жестом, продолжала:

— Я также прошу вас убедить мадам де Ламбаль уехать в Англию, где у неё много надёжных друзей. Многие из знатных семей бежали, ещё больше бегут сейчас, но путь к отступлению скоро будет перекрыт. Она должна уехать, пока не поздно. Прошу вас использовать всё своё влияние на принцессу, убедить её ехать.

— И оставить вас одну, наедине со всеми бедами и невзгодами, которые, как вы сами это отлично знаете, ждут вас впереди? Нет, никогда. Ни за что на свете. Стоя перед вами на коленях, клянусь вам!

Граф упал на колени и, схватив нежную руку, осыпал её поцелуями. Она смотрела на него сверху вниз, и её красивое лицо задёргалось от переживаемого волнения.

— Вы не считаете меня виновной? Вы меня никогда не подозревали? Значит, вы меня оправдываете? — медленно говорила она.

Он, стоя на коленях, обхватил её ноги — ноги любимой женщины — не королевы.

— Оправдываю? Да разве можно обвинять страсти Христа, всех мучеников, всех святых? Как вы меня терзаете своими вопросами! Неужели вы считаете, что я способен на такую низость? Боже, за кого же вы в таком случае меня принимаете?

— Друг мой, я всё знала, но мне так хотелось услышать от вас эти слова. Наступают опасные времена. Теперь вся моя жизнь будет посвящена только супругу, детям и залечиванию нанесённых мне душевных ран. Так как вы отказываетесь уезжать на родину, то позвольте мне попросить вас о великом подаянии. Мне нужна ваша шпага, ваша служба, может, и ваша жизнь. И в ответ я предлагаю вам вознаграждение...

Она осеклась, тяжело вздохнула...

Де Ферзен поднялся на ноги и теперь стоял перед ней совсем рядом.

— Ваше величество, достаточно этих слов. Не нужно больше никакой награды. Я не получу ничего подобного и в раю. Я благословляю вас. Благодарю Бога за то, что он даровал мне встречу с вами.

За дверью послышались шаги. Кто-то повернул ручку двери. В комнату тяжёлой походкой вошёл король.

— Мне сообщили, что граф де Ферзен вернулся из Англии. Он здесь!

Де Ферзен стоял по стойке смирно у самых дверей. Королева, взяв его за руку, подвела к королю.

— Хочу представить вашему величеству самого верного друга в мире. Этот человек, который по своему рождению не является подданным вашего величества, посвящает свою шпагу, своё мужество и свою жизнь служению нам и нашим детям. Я рекомендую вам этого бесстрашного человека и рекомендую не для королевских милостей и почестей, а для борьбы с грозящей нам всем опасностью. Прошу ваше величество любить его за преданность так же сильно, как люблю его я.

Она произнесла эти слова без всякого колебания.

Король, повернувшись к графу, сказал:

— Месье, я принимаю рекомендации её величества и вашу благородную службу. Что мне ещё вам сказать?

Де Ферзен опустился перед Людовиком на колени и поцеловал его руку.

1 июня 1786 года, на следующий день после судебного решения парижского парламента по делу о «бриллиантовом ожерелье», Мария-Антуанетта написала близкой подруге, воспитательнице её детей, Иоланте де Полиньяк: «Приди же, приди ко мне, успокой мою больную душу. Вынесенный приговор — это ужасное оскорбление, нанесённое мне парламентом. Я вся обливаюсь слезами из-за свалившегося на меня горя и страшного отчаяния. Так приходи поскорее, сердце моё».

Громкая «афера с колье» не прошла бесследно ни для королевы, ни для короля. Трон катился к пропасти, но последние шесть месяцев бурного 1786 года принесли короткую передышку, словно злейшие враги королевы временно успокоились, притаились.

Королева вновь входит во вкус отчаянного транжирства. Она велит построить для себя маленький домик в Трианонском саду и инкрустировать стены своей спальни бриллиантами. Золотой дождь проливается на Версаль, круговерть праздников продолжается. Ведь у финансовой «кормушки» стоит Колонна, щедрый министр, которого все во дворце именуют не иначе, как Чаровник. И этот «чаровник» старается вовсю, изыскивая средства. В этот год, «год колье», Мария-Антуанетта истратила только на свои платья колоссальную сумму в 272 000 ливров! Её личные расходы на много превысили полагающиеся ей выплаты. Королева заказывает себе роскошные платья из тонкой полупрозрачной ткани — «молочные», последний крик парижской моды. У её модистки Бертен полно работы. Та, призвав всю свою богатую фантазию, создаёт для королевы гигантские шляпы: шляпы-корзины, шляпы-корабли, шляпы-замки, и это творчество обходится казне в громадные суммы.