Такого же мнения о ней были и другие опытные летчики. Гораздо интереснее было побывать на другом мероприятии – спектакле. Он ставился для всего корпуса в полку, которым командовал И.М. Кухарев. С несколькими однополчанами мне посчастливилось посмотреть на игру артистов, среди которых были тогда еще молодые и совсем не популярные Хабаров и Быков. Приезд артистов в корпус был единственным за весь период пребывания на 1-м и 2-м Прибалтийских фронтах. На сей раз он прошел удачнее, чем тогда, на Брянском фронте.

По вечерам личный состав, свободный от несения службы, отдыхал: играли в шахматы, шашки, читали раздобытые неизвестно где книги. Иногда пели полюбившиеся фронтовые песни. Но большая часть личного состава проводила время на танцах под баян в летной столовой. Заглядывал на них и я. Не умея танцевать, стоял обычно в сторонке у стены, посматривая на кружащиеся пары. Потом решил попробовать и постепенно вошел во вкус. На танцах более близко познакомился с мотористкой 2-й эскадрильи Полиной Ширяевой. Постепенно знакомство перешло в дружбу, а после войны – в супружество, продолжающееся по сей день.

Наконец после весенней распутицы летное поле подсохло и стало пригодным для полетов. После более чем месячного перерыва Пстыго дал разрешение на полеты. Тренировались в основном в районе аэродрома, летали по кругу, отрабатывали основные элементы полета – взлет и посадку. Некоторым удалось слетать на небольшой полигон, пострелять из пушек и пулеметов. В одном из таких полетов летчик 1-й эскадрильи Сукосьян вошел в азарт и стал палить не только по щитам, но и по всему, что ему приглянулось. Это здорово потрепало нервы находившемуся там представителю полка Когану, контролировавшему работу летчиков. Только благодаря счастливой случайности контролер остался цел. Случай разбирался с летным составом. Степану Сукосьяну здорово досталось за хулиганство от Ивана Ивановича. Конечно, прямого умысла попугать Когана у Степана не было. Просто он не знал, где сидел контролирующий.

Небольшими группами к нам продолжало прибывать пополнение, в основном молодые летчики. В их числе оказались и летчики из числа бывших технарей, которые изъявили желание стать пилотами и прошли обучение в летных школах. По возрасту, да и по званию они были старше нас. Почти все имели семьи. Мы сделали все возможное, чтобы лучше подготовить их к боевой работе. Однако волею судьбы никто из них не дожил до Победы. Все они погибли в боях за освобождение Белоруссии. Пополнился полк и материальной частью, прибываемой из полков корпуса, которые получили для себя с заводов новые. Часть потрепанных машин, которые мы не могли отремонтировать своими силами, отправили в Смоленск на армейскую ремонтную базу. Туда же я отогнал и ту старушку, на которой инженерно-технический состав в течение всей зимы безуспешно пытался найти причину ненормальной работы манометра давления масла. Помимо этого, на ней необходимо было выполнить еще ряд работ. Наконец-то удалось отделаться от нее.

Оказавшись на Смоленском аэродроме, решил заглянуть в сам город. Раньше я в Смоленске не был и хотел осмотреть его. Из-за недостатка времени успел побывать только в районе вокзала. Война и здесь оставила свои следы. Повсюду виднелись сожженные и разрушенные дома. На небольшом привокзальном рынке несколько человек торговали картошкой и свиным салом. Я давно не ел такого. Соблазнившись, купил небольшой кусочек. На обратном пути мы с моим спутником, летчиком 621-го шап Алексухиным, который также перегонял самолет, с аппетитом съели его. Хотелось посмотреть на крепостные стены города, которые много раз противостояли захватчикам, но, к сожалению, видел их только издалека.

Новый командир эскадрильи капитан Быков интересовал меня как командир и как летчик. В нашей эскадрилье он был уже пятым. По солидности он не уступал Сухих, был с ним примерно одного возраста. Высокого роста, тучный. В разговорах он держал себя рассудительно и спокойно, но, как потом выяснилось, это было рассчитано на внешний эффект. В полк он прибыл с курсов командиров эскадрилий. Имел боевой опыт. За участие в боевых действиях на Халхин-Голе был награжден орденами Красного Знамени и Красной Звезды. Летал он на тяжелом бомбардировщике ТБ-3, имел на нем большой налет. Бросалась в глаза его неряшливость, неуставные обращения, простоватость. Обращаясь к подчиненным и особенно летчикам, называл всех «мальчиками». Не являлся исключением и я. Родом он был из Нижнего Новгорода и, как большинство волжан, окал. На «илах» не воевал.

На командира полка Быков произвел хорошее впечатление. Он был рад, что наконец-то у него появился настоящий комэск. На всех собраниях и совещаниях сажал его рядом с собой. Поначалу мы гордились им. Но первое впечатление не всегда бывает верным. Так случилось и с Александром Ивановичем. Впервые за ним заметили грешок в день 1-го Мая. В этот день он где-то раздобыл спиртного и напился так, что не мог держаться на ногах. Правда, на следующий день стал каяться перед командиром и дал обещание, что это больше не повторится. Приход в эскадрилью Быкова, как ранее и Цугуя, почти не снял с меня прежней нагрузки. Как раньше тянул лямку за всех, так и продолжал тянуть ее до конца войны.

После своего проступка Быков изменил свое отношение ко мне и перестал называть мальчиком. В общении перешел на «вы». Чувствовалось, что ему передо мной неловко. Чаще стал советоваться, чего ранее с ним не случалось. В первое время мне казалось, что он переживает за свой поступок, но потом понял причину. Зная о своем пристрастии к спиртному и видя, что я не могу спокойно смотреть на пьяниц, он как бы заранее ставил себя в положение провинившегося. Не сдержав обещания бросить пить, данное командиру полка, он стал выпивать втихаря. Вскоре об этом стало известно не только в эскадрилье, но и Ивану Ивановичу. Несколько раз я видел, как руководство в узком кругу делало ему соответствующее внушение.

Кончился май. Аэродром полностью просох. Летчики восстановили навыки в управлении самолетом. У пополнения была проверена техника пилотирования. Полк почти полностью был доукомплектован всем необходимым для ведения боевых действий. Ждали команды. Вскоре пришло сообщение о переводе корпуса из 3-й в 1-ю воздушную армию, входившую в состав 3-го Белорусского фронта. Командовал ею генерал Т.Т. Хрюкин. За два дня до начала наступательных операций фронта полк перебазировался на аэродром Лешня, находившийся в нескольких десятках километров от Рудни Смоленской области. На этот же аэродром сел и истребительный полк, которому предстояло прикрывать нас. Перед наступлением командование провело совместное тактическое учение танкистов и авиаторов. Оно проходило на полигоне западнее Смоленска. На учениях были задействованы танки из корпуса генерала Бурдейного. Их нам предстояло поддерживать в предстоящих боях. Большое внимание уделялось огневому взаимодействию войск. Помимо этого, на полигоне проводилась рекогносцировка местности, на которой предстояло действовать танкистам.

Тщательно изучались полоса обороны, ориентиры, объекты, расположение огневых точек, сил и средств. Рекогносцировка закончилась военной игрой. Проводил ее командующий 11-й армией генерал Галицкий, в состав которой входил корпус Бурдейного. Пстыго с интересом рассказывал о том, какое впечатление произвела на него эта игра. Она проводилась у огромного ящика с песком, на котором была воспроизведена обстановка на участке 11-й армии. Командующий армией, показывая указкой цель, задавал вопрос, на который отвечал тот, кто должен поражать эту цель или наступать в том районе. На игре присутствовал командующий фронтом генерал Черняховский.