— Дергушка? — переспросила Эри. — Кто же это?

— Наша бессменная Любовь, председатель нашей скромной общины, — Игнат вздохнул. Кажется, если у него и были какие-то подозрения на счет содержимого коробки с телескопом, сейчас они пропали. — Дергушка… это из-за вспыльчивого боевого характера, разумеется. Света считала, что тётя дерганная, понимаете? Мелконогий — это Михаил, наш общественник. Славный дядька, но при его росте имеет действительно маленький размер ноги — Светочка, разумеется, приметила это, скорее всего, на озере. Туда ведь все ходят купаться. И наградила прозвищем. Рёву кривозадую вы знаете…

— А кто это? — нахмурился Пятый. Нахмуриться-то нахмурился, но внутри он сейчас ликовал, и чувствовал совершенно непривычный для себя охотничий азарт.

— Лидия, Лидочка. Она, понимаете ли, много лет назад перенесла операцию, весьма серьезную, и ходила какое-то время слегка скособочась, да и настроение у нее было после перенесенного не очень хорошее. Часто плакала, как вы можете понять. Всё, прозвище готово.

— Операцию? — спросила Эри. — Подождите, она же молодая совсем…

— Давайте я вам открою страшную тайну, — Игнат слегка понизил голос. — А то вы, как мне показалось, на счет Лидочки в небольшом заблуждении. Ей пятьдесят шесть лет на самом деле, и она…

— Как — пятьдесят шесть лет? — искренне удивилась Эри. — Я бы ей больше тридцати не дала.

— Так в том всё и дело, — вздохнул Игнат. — Лидочка у нас существо давнее, и только в этом году обзавелась домиком, до этого всё жила в палатке на озере, до недавнего времени с мужем, но, увы, так уж получилось, что она осталась одна. Лидочка-то на самом деле актриса, и мужа сюда она таскала отнюдь не просто так.

— А зачем? — напрямую спросил Пятый.

— Молодость. Вы думаете, она бедна? Отнюдь. Лидочка дама обеспеченная, и… — Игнат вдруг осекся, словно понял, что сболтнул лишнего. — В общем, по слухам, озеро может омолодить, вот она и старалась. И, видимо, старается.

— Но у нее же ребенок маленький в коляске, — заметила Эри.

— А вот про сие мне ничего неведомо, — покачал головой Игнат. — Кроме разве что одного.

— Чего именно? — не поняла Эри.

— А он у нее в коляске уже лет шесть как, — невозмутимо ответил Игнат. — Больше ничего не знаю, милые мои, не пытайте. Я в чужие дела лезть не приучен. Ну что, кофейку?

— Погодите, — Пятый снова на секунду ослабил внутреннюю хватку — вокруг бушевала самая настоящая буря. Вот это да! — Кто такой Дед Мороз? Просто сказочный персонаж?

— Георгий, кто же еще, — медленно проговорил Игнат. — Очень любит детей. Постоянно угощал эту маленькую тварь мороженым. Да он всех детей угощает, каждое лето.

— Откуда же у него мороженое? — удивилась Эри.

— Как откуда? Из магазина, откуда может быть мороженое. Покупает, и угощает. Так что, кофе?

— Давайте только на улице, — попросила Эри. — Заодно и покурить можно.

— А вот это с превеликим удовольствием, — оживился Игнат. — Кофе и сигаретка — прекрасное сочетание, для тех, кто понимает, конечно. Я поборникам морали всегда отвечаю одно и то же: знаю, знаю, курить вредно, но я, мил человек, был недавно на кладбище, и скажу по секрету — умирают все, и курящие, и некурящие. Так зачем я буду лишать себя удовольствия, если итог все равно один?

Эри рассмеялась.

— Вот это верно подмечено, — согласилась она. — Никто не живет вечно.

Пятый глянул на нее, и едва заметно улыбнулся. Она улыбнулась в ответ. Вышли, расположились за старым шатким столом, вскоре к ним присоединился Игнат, который пришел из кухни с кофейником — вопреки ожиданиям, кофе оказался вкусным, крепким, совсем не стариковским. Посидели немного, похвалили погоду, ответили положительно на приглашение на днях посмотреть на звезды, и вскоре откланялись.

* * *

— Вот даже как, — задумчиво произнес Саб, когда они закончили свой рассказ. — Очень любопытно. Итак, у нас имеются следующие персонажи. Лупоглазик — это Игнат. Дергушка — это Люба. Рёва — это Лида. Мороз — это Георгий. Мелконогий — это Михаил, с которым я в паре бегал по лесу. Одного не хватает. Ребята сказали, что шесть.

— Ну, пока вот так, — пожала плечами Эри. — Но согласись, что мы существенно продвинулись.

— Соглашусь, — Саб задумался. — Мы тоже слегка продвинулись, но нам нужна починенная машина, чтобы кое-что проверить. Потому что для проверки нужно съездить в пару мест, и на электричке туда не добраться.

— Куда это вы собрались? — с подозрением спросил Пятый.

— Надо проверить еще одно озеро, это раз, и надо посмотреть овраг, это два, — ответил Саб.

— Что вы собираетесь проверять? — не поняла Эри.

— Линовскую версию, придет, сам расскажет, — Саб покачал головой. — Те штуки, которые мы нашли, оказались магнитометрами. Один рабочий. Сначала эта проверка, потом нужно будет побеседовать с Игнатом. Если я правильно понял, он наблюдает какие-то объекты… в общем, сперва эти два, потом Игнат.

— Здорово, — похвалила Эри. — Вот только до сих пор непонятно, что с машиной делать. Соня говорит, что не знает, спросите мужиков.

— Значит, спросим мужиков, — пожал плечами Саб. — Того же Михаила, в выходные он приедет обязательно.

На террасу вошел Лин, отряхивая мокрые руки — он ходил поливать уже основательно подросшие огурцы.

— На счет группы, — Пятый понял, что разговор рискует уйти не в ту сторону, и решил взять инициативу в свои руки. — Детские прозвища — это хорошо, конечно, но у нас пока что нет доказательств, что эти люди имели отношение к Креусам. Мало ли кому их могла дать несдержанная на язык девочка? Может быть, эти люди не имеют отношения к группе, или имеют, но не все?

Саб задумчиво посмотрел на него, нахмурился.

— Не исключено, — ответил он. — Но при этом… понимаешь, вот сам подумай, для чего Светлане нужно было давать прозвища абы кому? Такое прозвище нужно для вполне определенной цели: обидеть, унизить, оскорбить человека. То есть мало дать прозвище, надо, чтобы человек об этом узнал, услышал, отреагировал. Иначе это лишено смысла. Игнат о своем прозвище отлично осведомлен, и злится на Светлану по сей день. Остальные, скорее всего, тоже в курсе — и где они, по-твоему, могли со своими прозвищами познакомиться, если не здесь?

Пятый задумался. Кажется, Саб прав. Ведь действительно, сходится.

— Между прочим, Светлана продавала эту дачу через Зою, — напомнила Эри. — У меня ощущение, что она здесь стольким нагадила, что теперь просто боится даже рядом появляться. Именно поэтому она взяла столько денег, сколько дала ей Зоя, и даже вещи забирать не стала. Народ тут мирный и терпеливый, но не до бесконечности. Видимо, даже у этих терпение лопнуло. Сколько дом пустой стоял? Пять лет? Вот и думайте.

— А вообще верно, — согласился Лин. — Что-то мне подсказывает, что она, когда стала постарше, прозвищами не ограничивалась. Прозвища — это в детстве. Дальше, наверное, было хуже.