низинах нестройным рядом тянулись — ну, в принципе, очень похожие на этот домишки, отличались разве что степенью разрухи и вот этой своей старинной вычурностью, которая в итоге — чем больше лет дому, тем делает его более внушающим. Особенно впечатлял самый настоящий особняк, который, казалось, стоял чуть ни на самой линии горизонта. Даже отсюда видно: не меньше двух этажей, чердак. Как минимум одна терраса со входом от внешней лестницы. Красиво!

Но Николаю совсем не к нему.

Тина упоминала, что Посёл — это почти к ней домой. Она что, вот где-то среди этих руин жила?

Парень пожал плечами — и снова отключил музыку. Ему говорили — идти прямо, но при этом прислушиваться. Слушать ветер и звуки воды.

И что-то похожее — поднял голову, встал на носках — действительно, очень-очень тихий, но как будто бы всплеск. Так волна могла врезаться в скалы. И звук был… — парень огляделся вокруг себя. Опять встал лицом к отвисшей двери старой хижины. Значит, ему просто мимо неё.

Между тем, уже и темнело. Солнце почти скрылось за лесными кронами в отдалении. Небо тянулось синим.

Николай испустил тяжёлый вздох.

Один вот стоял рядом со старым домом, чёрти где, с рюкзаком, полным абсолютно-бесполезной техники. И с предупреждением найти себе кровлю до ночи.

Оставалось надеяться, что Морская Ведьма, кто бы она ни была, не сожрёт его. А то, мало ли. Вдруг тут есть штуки в лучших традициях старых сказок?

Просто идти дальше.

— … пока не найдётся место в гробу, — протянул он в голос под трек, опустив руки в карманы.

***

Маяк всё-таки внушал своим видом. Высокий, белый он стоял на скалистом утёсе, гордо встречая тёмное шумное море, рассекал сгущающийся полумрак ясным светом мощного фонаря.

Рядом находилась небольшая пристройка, навроде уже встречавшейся Николаю хижины, только не такая заброшенная. И окна не то, что целые, а зашторенные, и крыша соломой застелена. Даже вазы с цветами какими-то держались на крючках у входной двери.

И всё хорошо, только одна проблема: закрыто. А, судя по небу, уже не то, чтобы ночь — но хорошо так поздний вечер. Часов девять-десять навскидку. И ветер крепчал, как шторму, и море шумело, и волны громко врезались в скалы.

— Вот не отпускаешь меня совсем!

Навязчивый образ отца вышел из-за стены пристройки, отёр лоб тыльной стороной ладони, да и сел на крыльцо, а ружьё прислонил рядом. — Ну чё те надо! — всплеснул руками. — Дёргаешь меня, дёргаешь, а потом посылаешь.

Николай шумно выдохнул, закрыл глаза, потёр переносицу: голова уже болела от происходящего.

— А ты водички попей, — старик снова осклабился. — Она вон, у тебя, в кармашке, — ткнул пальцем.

Парень снял рюкзак — и действительно, запотевшая и холодная бутылка самой простой воды. Сел просто вот так на траву, отёр рукавом пиджака пот с лица, отхлебнул — и хорошо стало! Прохлада приятно ласкала нёбо, язык, освежала. Мысли действительно прояснялись, да и на душе стало легче.

Старик просто смотрел на парня, потирал руки, чуть-чуть нагнулся вперёд.

— А ты б покушал ещё. Вот ты давно ел сегодня? А вчера? Вообще, как у тебя с питанием? Я вот очень, очень давно не ел.

… А в чём-то… Да ладно, пусть уже будет «отец» — он и не пьяный сейчас, вроде как, и даже почти не вонял — так вот, в чём-то отец его всё-таки прав. Коля действительно проголодался. Просто не думал об этом, старался не чувствовать. Как-то за всеми событиями ему просто не до того было.

И парень даже не удивился, увидев рядом с собой обычный такой пластмассовый лоток с зелёненькой крышкой, а внутри — свёрток в пакете. Открыл его — а там бутерброды сложены, четыре штуки. Не просто с колбасой, с отбивными. Тёплыми, мясистыми, с корочкой. Себе один взял, попробовал. тут же водой запил.

Мясо на вкус как мясо, даже, похоже, домашнее. Аппетитное, добротно прожаренное.

Ел-пил, а старик сидел на крыльце, на смотрел на сына — и глаза у него блестели. Дрожали губы.

Коля — старался не поднимать взгляд, отвернулся немного.

— Что, — смех с хрипотцой, — смущает тебя старик, а?

— Дай спокойно пожрать.

— Да я чё, — тот руками развёл, поднялся, ладони к пояснице, спину выгнул. — Я так, этак, отвалю, как отпустишь.

— Не держу, — сын опять отёр губы.

— Ну так и скажи это! — парень аж дёрнулся на фразу, вскочил на ноги: «отец» стоял за спиной. — Не мне, — старик смотрел в глаза сыну. Серьёзно смотрел, без злости, но и никакого тепла. — Ты, умник, себе, — потянулся к его плечу, — себе, — хлопнул, — вот это скажи. Вот тогда и уйду. А пока ты сам со мной говорить хочешь, — мотнул головой, — никуда от тебя не денусь.

Парень не отстранился. Не попытался смахнуть тяжёлую ладонь. Также пристально смотрел в глаза явлённому образу. Серые глаза, почти пустые, потухшие. И борода, и щетина, и патлы засаленные. Дед дедом — но тот сам себя до такой жизни довёл. Николай сейчас видел перед собой ровно то, каким запомнил своего отца. Каким тот был год назад. Только живот ещё не распух, не сильно руки дрожали. И даже речь вполне внятная.

— Я зла на тебя не держу, — старик сам отстранился, махнул ладонью. — Ешь давай, отойду, морем, вон, полюбуюсь.

Ещё бы он на него держал зло! Это ведь даже не мстительный дух, не призрак, не сам отец. Только образ, который это чёртово место вырвало из сознания Коли — и парень прекрасно понимал это. Также понимал он, что уже и вовсе стемнело. В пристройке, кстати, сами собой занавески раздвинулись, свет включился. Зажглись и фонарики на крыше дома. И звёзды в небе рассыпаны, и луна яркая, полная почти как солнце на мир светила.

Он не успел найти кров до наступления ночи. Так что дальше — ну, будь, что будет. Идти-то больше и некуда. «Морская ведьма», похоже, сегодня не принимает гостей. Тина нарочно его подбила сюда идти? Или просто не знала? Говорила-то обо всём очень уверенно, будто ни разу не сомневалась, что здесь парню точно ничего не грозит.

Ну, он хотя бы не сам. Ну. как не сам: старик не отвяжется. Угрозой с его стороны не веяло. Хотя, если верить Тине, Околица