Река стала чуть шире. Колода по-прежнему несла Лука головой вперед. На левом берегу реки вставал стеной непроглядный лес, на правом лес был пореже, и над ним бугрились тоже зеленые горы. Кое-где на берегу виднелись прогалки и даже как будто деревеньки. Лодок пока не наблюдалось. «Надо будет ночью прихватить этот куст веревкой», — подумал Лук, снова лег и начал подтягивать за бечеву оставленный в ногах мех с водой. Услышавшие шорох чайки забили крыльями. Нет, еду и питье следовало все-таки держать поближе к голове.

Ночью Лук опять греб, не забывая приглядываться к берегам. Впрочем, они были уже достаточно далеко, и грести он научился вовсе бесшумно, да и небо заволокло тучами, и плыть приходилось почти в полной темноте. В последующие три дня зарядил дождь. С короткими перерывами он лил и лил. К вечеру каждого дня Лук почти плавал в воде, да и колода начала притапливаться, доходило до того, что, когда чайки садились на нее, волны порой захлестывали в отверстие. Ночью Лук выжимал одежду, вычерпывал деревянным ковшом воду и продолжал работать веслом, досадуя, что не может грести в полную силу: слишком низка была осадка колоды. Пришлось даже отпустить в свободное плавание куст, который уже не приносил никакой пользы — кораблик и так напоминал гнилушку, готовую развалиться, да выбросить якорный камень, чтобы избежать окончательного затопления суденышка. Лук уже подумывал о том, что ему придется пристать к берегу, чтобы соорудить какой-нибудь плотик, как дождь прекратился. В итоге он лишился почти всей еды и даже заполучил небольшую простуду. Простуду удалось выгнать в первую же сухую ночь усердной греблей, а вот еды явно не хватало. Течение же становилось все неторопливей, что внушало надежду: скоро Хапа. Ранним утром седьмого дня Лук увидел город. Причем город стоял сразу по обоим берегам. Он оказался брошенным, мертвым. От огромных, собранных из серых камней зданий остались только стены и колонны, редкие купола зияли дырами в кладке. Корни древних деревьев обвивали ступени забытых храмов, из окон торчал кустарник, то и дело вместо руин вовсе открывались поросшие деревьями груды мусора. Затем показались руины моста. Каменные быки, покрытые зеленым мхом, торчали из воды, но арки, соединяющие их, были обрушены. Похожий мост был переброшен через Бешеную в лиге от Парнса, но тот был меньше этого в сотни раз, как и в сотни раз меньше мертвого города был тот же Хилан. Даже Дикий лес за прошедшие столетия, если не тысячелетия, не смог скрыть минувшее великолепие.

Впереди раздался гортанный крик. В мгновение Лук вспомнил, что уже наступает день и ему не следует торчать в колоде, словно он присел помыться в корыте на людной улице. Успев разглядеть краем глаза впереди узкие лодки, он упал на дно, захлопнул створки и заткнул отверстие уже подгнившей и вонючей травой. Вряд ли его заметили, потому как голоса продолжали раздаваться, но тон их был спокойным. Кто-то даже рассмеялся, жаль, что Лук не знал наречия некуманза, впрочем, что ему было с того наречия? Что он мог? Только медленно вытягивать из ножен меч да сжимать в кулаке рукоять широкого ножа. Мелькнула было мысль взяться за каменный нож, но тут же была отвергнута. Неизвестно еще, что там произошло с великаном-дикарем, но если эта дикарская штучка способна прожигать насквозь такие туши, она и колоду в мгновение превратит в дырявое корыто.

Голоса приблизились, внезапно послышалась ругань, и сразу же раздались удары по колоде, отчего вода плеснулась прямо в траву, а вместе с гнилью и в лицо Лука. Колода остановилась и начала медленно поворачиваться. Ругань продолжалась, причем один из некуманза под одобрительные восклицания дальних собеседников что-то выговаривал кому-то близкому, скорее всего, ребенку, потому как голос оправдывающегося был детским. Стук по колоде повторился. Лук напрягся, готовясь распахнуть створки и начать размахивать мечом, но в это время по дереву что-то зашуршало, и сквозь траву он разглядел сеть. Ругань усилилась, колода как будто от удара ноги снова колыхнулась, заставив Лука еще раз перенести тухлое умывание, сеть зашелестела по борту суденышка, через удерживаемые руками створки перевалилось что-то тяжелое, и часть этого тяжелого упала на лицо Лука. «Рыба», — заскрипел зубами Лук. Ругань усилилась, в ответ раздалось какое-то лепетание, и тонкая, не только детская, но и девичья рука начала снимать вывалившуюся на лицо Лука часть улова. О стенку колоды зашуршал борт лодки. На лицо Луку легла тень. Несколько рыбешек запуталось в траве, но почти все были ловко собраны, и лишь когда тонкие пальчики были готовы ухватить Лука за нос, он негромко зашипел. Он не знал, водятся ли в Натте водяные гадюки, которые в изобилии наполняли притоки Хапы под Гиеной, но именно так лет пять назад пугал Негу — прижимал язык к верхней десне и со свистом выдыхал воздух. Пальчики отдернулись с визгом, на колоду обрушился тяжелый удар, послышался звук проламываемого дерева, но уже вместе с последующей руганью Лук понял, что удержался от обороны не зря: колода вновь оказалась во власти реки.

Однако вскоре истосковавшиеся по ходьбе и бегу ноги почувствовали сырость. Так оно и оказалось, чем уж там ударил рыбак колоду — багром или острогой, осталось загадкой, но один из ее бортов он определенно пробил. Скрипя зубами, Лук сдвинулся, насколько мог, вниз и дотянулся до отверстия. Оно было небольшим, но смачивало днище колоды обильно. Пришлось корячиться в тесноте, соскабливать ножом подтеки смолы с торцевой затычки суденышка и залеплять ими отверстие. Сделать это удалось не скоро, но сделать хорошо не удалось вовсе. Слабее, но вода продолжала сочиться. Вдобавок и вычерпать воду со дна колоды не было никакой возможности.

«Когда доберусь до Текана, — подумал в раздражении Лук, — то остановлюсь на постоялом дворе в комнате, в которой есть большая кровать. Огромная кровать! И целую ночь буду спать, раскинув руки и ноги во все стороны. И буду спать на животе и на боку, и главное, что наконец смогу побегать и попрыгать!»

Однако имелась в опасном приключении и хорошая сторона. Пара мелких рыбешек так и осталась у головы Лука. Отчаявшись избавиться от сырости, он разделал их прямо на собственной груди и, смазав размокшей солью, съел сырыми. Аппетит не уменьшился, но урчание в животе стало менее громким.

Когда солнце поднялось в зенит, Лук успел даже немного поспать. Затем потемневшая от воды колода нагрелась, и находиться в ней стало почти невозможно. Лук даже чуть согнул колени и приподнял створки, чтобы проветрить узилище, но тут колода покачнулась и черпанула воды. Теснота и духота забылись в мгновение. Снаружи раздалось шипение, по животу и спине побежала дрожь, ужас шевельнул корни волос, затем колода снова дрогнула и вдруг начала погружаться в воду, одновременно поднимаясь вверх той стороной, где находилась голова Лука. Все дальнейшее произошло за секунду. Он сполз вниз, распахнул ударом колена створки и, не успев испугаться хлынувшей внутрь воды, выхватил меч. Подминая колоду под себя, на нее пыталось забраться уродливое чудовище. Внешне оно напоминало огромного тритона, разве только рот его был наполнен изогнутыми клыками, хотя все туловище, кроме огромной головы, челюсти которой вполне себе были способны перекусить колоду пополам, все еще скрывала вода. Неизвестно было, хотело чудовище позабавиться или почувствовало запах томящейся в деревянной полости плоти, но на продолжение жизни Луку судьба отпустила не более секунды.