Его работа в должности летчика-испытателя говорит сама за себя и о квалификации летчика, который ее выполняет.

* * *

Отец уволился из Вооруженных Сил, имея календарную выслугу 25 лет, дающую право на получение полной пенсии. Однако ему не хватало одного года до 45 лет — предельного возраста службы в звании полковника, после которого при увольнении офицер получал ряд льгот и в том числе сохранял право обслуживаться в военных медицинских учреждениях.

Искренне, но, как потом оказалось, легкомысленно он махнул на это рукой и в 44 года стал гражданским человеком без определенной профессии, у которого от военной службы в армии остались квартира, пенсия, ордена и несколько подорванное здоровье. Повторюсь: никаких комплексов по этому поводу он не испытывал…до первой простуды, в результате которой был вынужден обратиться в районную поликлинику.

Здесь надо иметь в виду, что контроль состояния и охрана здоровья пилота — важная часть его летной и боевой подготовки, повышения и поддержания уровня этой подготовки. Соответственно, и авиационная медицина находится на ином уровне, чем в районной поликлинике.

Ветераны 6-го иак ПВО Москвы у Могилы Неизвестного Солдата. В первом ряду с венком летчики 34-го иап Ю. С. Сельдяков и Г. Н. Урвачёв, слева от них бывший командир 6-го иак генерал-полковник И. Д. Климов, второй справа — бывший командир 34-го иап генерал-лейтенант Л. Г. Рыбкин, за его спиной — зам. командира 6-го иак А. М. Стефановский

Поэтому отец, избалованный вниманием врачей за 25 лет летной работы, вернувшись из поликлиники в сумрачном настроении, взял лист бумаги и в правом верхнем углу написал: «Министру обороны СССР, Маршалу Советского Союза Р. Я. Малиновскому». Дальше он по-военному коротко, на половине машинописной страницы, изложил суть своего обращения, которое помню почти дословно, опять же в силу его краткости.

Отец писал, что, поступив в Армию добровольно, прослужил в ней 25 лет, а с учетом того, что при исчислении срока службы во время войны в действующей армии один год считался за три, а в мирное время в реактивной авиации — за два, его льготная выслуга составляет более сорока лет.

За это время прошел три войны, имеет на счету сбитые самолеты, правительственные награды и уволен из Вооруженных Сил по заболеванию, полученному на летной работе. За добросовестную службу в установленные сроки получал очередные воинские звания.

В результате сложилась нелепая ситуация: если бы он служил менее добросовестно и к увольнению был не полковником, а подполковником, для которого предельный возраст службы 40 лет, он бы имел льготы, которых сейчас лишен.

Довольно скоро отец получил еще более короткое письмо из Секретариата министра обороны о том, что его обращение доложено Министру, который распорядился изменить ранее отданный приказ об увольнении отца с предоставлением ему всех льгот, установленных для полковника, увольняемого после 45 лет.

В отставке полковник Г. Н. Урвачёв

Конечно, это распоряжение министра не соответствовало действовавшим тогда нормам и выходило за пределы правового поля, на котором нас ныне призывают пастись, допуская при этом возможность ради торжества права затоптать на этом поле здравый смысл. Не правовому, но положительному для отца решению вопроса помогла, по его словам, поддержка заместителя начальника НИИ ЭРАТ ВВС по тылу полковника Михаила Филипповича Рошаля — отца ныне широко известного в стране детского врача и общественного деятеля Л. М. Рошаля.

Почти одновременно с этим разворачивалась сага о пенсии отца, которая с учетом должностного оклада и выслуги лет была максимальной для его воинского звания — 250 рублей, приличные для того времени деньги. Когда он пришел в сберкассу получать свою первую пенсию, кассир недрогнувшей рукой отсчитал ему 300 рублей. На слова отца, что его пенсия должна быть 250 рублей, кассир спросил:

— Вы полковник?

— В отставке.

— Летчик-испытатель?

— Был.

— Летчик 1-го класса?

— Да.

— Так вот, вам, как полковнику, летчику-испытателю 1-го класса в соответствии с законом установлена пенсия 300 рублей. Гражданин, не морочьте людям голову, забирайте свои деньги и уходите.

У знамени 34-го иап в музее Советской Армии Г. Н. Урвачёв и бывший начальник штаба этого полка А. М. Фирсов

Отец не стал получать деньги, а пошел к работникам пенсионного дела растолковать, что он, работая в должности летчика-испытателя, имел квалификацию не «Летчик-испытатель 1-го класса», а «Военный летчик 1-го класса». Через полгода, уяснив разницу, эти работники пересчитали пенсию.

Зато с гражданской службой все устроилось как нельзя лучше. Когда он задумал увольняться из Армии, к нему как к старшему авиационному начальнику на Люберецком аэродроме обратились работники ОКБ М. Л. Миля и Московского вертолетного завода с просьбой согласовать размещение на этом аэродроме их Летно-испытательного комплекса. Отец был согласен при условии: если они зарезервируют для него должность в этом Комплексе.

Вертолетчики с радостью приняли это предложение, тем более что с их стороны это было не услугой, а ценным кадровым приобретением — авиационный специалист в расцвете жизненных сил с огромным опытом полетов на многих типах самолетов и вертолетов.

Ветераны Корейской войны Г. Н. Урвачёв и В. А. Щипалов. Двадцать лет спустя

Из предложенных должностей отец выбрал место старшего авиационного диспетчера. Вертолетчики заверили, что эта должность будет сохранена для него, и сообщили о причитающейся за ее исполнение приличной, по их словам, зарплате. Но отец заявил:

— Нет, зарплата не подходит.

Вертолетчики несколько растерялись:

— Ну, мы поищем, товарищ полковник, способ ее повысить.

— Нет, надо понизить.

Вертолетчики растерялись еще больше:

— Так, какую же зарплату вы хотите?

Отец на листке бумаги быстро подсчитал и назвал сумму, меньшую, чем была предложена вертолетчиками, и стороны ударили по рукам.

Дело в том, что по тогдашнему порядку пенсионер мог работать, получая полную пенсию, если зарплата не превышала определенного уровня. В противном случае пенсия уменьшалась на допущенное превышение этого уровня. Таким образом, он сам рассчитал себе максимально возможную зарплату.