– Если вы не возражаете, мэм.

– Я?! Возражаю?!

– Ну, тогда, кто не спрятался, я не виноват!

– Алекс, я… – начала было Элеонор, но его губы не дали ей закончить начатую фразу.

Больше обшарпанная комната Али не услышала ни одного слова. Звуки поцелуев сменялись вздохами, всхлипами, какими-то междометиями, но слов не было. Алекс, как показалось Элеонор, превратился в многорукое индийское божество, его руки были везде на ее ждущем теле. Они не пропускали ни одной ямки, ни одной складки, причем были везде одновременно, от непрерывного поцелуя не хватало воздуха. От живота поднималась горячая волна, охватывая грудь, плечи, голову. Элеонор часто дышала, и тело ее мелко дрожало, как от холода, а потом у нее вовсе не стало собственного тела, два тела слились в одно.

Элеонор в восторге проваливалась в бездонную пропасть и взлетала в небеса, она то сжималась до размеров одной клетки, одной молекулы, то заполняла собой Вселенную, она не знала, кто она и где она. Она не знала, открыты у нее глаза или нет, она не видела и не слышала ничего, у нее не было ни разума, ни сознания, она состояла из одного безумного наслаждения, граничащего с болью. Времени и пространства также не было. Сколько это продолжалось – ни она, ни он не знали, но наконец Алекс откинулся на спину, для него было все кончено, он вернулся в реальный мир и посмотрел на Элеонор.

Она лежала на боку с закрытыми глазами, одна рука ее сжимала левую грудь, другая лежала внизу живота. Тело Элеонор мелко дрожало, и она тихо постанывала, дыхание было прерывистым. Пришедший окончательно в себя Алекс даже немного испугался, он взял ее голову в руки, заглянул ей в лицо.

– Эл, с тобой все в порядке? – тихо спросил он.

Элеонор молчала и продолжала дрожать, затем дернулась и открыла безумные глаза.

– Черт возьми, что это было, Алекс? – отрывисто проговорила она, вращая глазами.

Алекс молча смотрел на нее, любуясь. В этот момент, еще не совсем пришедшая в себя, она была прекрасна.

– О черт! О! – говоря это, Элеонор встала и, подойдя к импровизированному столу, взяла пакет с каким-то соком и долго его пила.

Если бы ее сейчас спросили, был ли у нее оргазм, она бы твердо ответила, что нет. Оргазма у нее не было, но она была внутри его, внутри огромного женского оргазма, и это было с ней впервые. Прошлый раз с Алексом все было по-другому, был просто секс, отличный, умелый, изумительный секс, но не больше, сейчас было что-то совсем другое. Это другое было похоже на секс, оно было порождено сексом и чем-то еще, но это было другое, во время этого, наверное, можно умереть и не заметить. Она повернулась к Алексу и серьезно спросила:

– Что ты со мной сделал, Алекс?

– Тебе что, не понравилось?

– Не знаю, но я не хотела… – задумчиво начала она и, подойдя, села с ним рядом.

– Ты не хотела?!

– Я не хотела, чтобы это кончалось, дурачок, ласково сказала она и положила голову ему на колени.

– Все хорошее, к сожалению, кончается очень быстро, – со вздохом ответил он.

США, Вашингтон

В Вашингтоне бушевал ураган и в прямом и в переносном смысле. По улицам ветер гнал листья, обломанные ветки деревьев, сорванные плакаты и прочий мусор из перевернутых урн. Казалось, что против Вашингтона ополчилась не только вся общественность и вся существующая в мире пресса, но и сама природа. Скандал в связи с происшествием в Басре с участием в нем высшего чина ЦРУ разразился жуткий.

С легкой руки какого-то журналиста он был сразу же назван Ирангейт-2, название всем понравилось и тут же прижилось. Иначе теперь инцидент не называли.

Созданная специальная комиссия при конгрессе заседала непрерывно, круглосуточно, но никаких результатов пока не обнародовала, то ли их пока не было, то ли они скрывались в интересах следствия.

Доказательств участия в Ирангейте-2 Джорджа Хемптона было предостаточно. Досталось всей семье Хемптонов, теперь они были самой популярной семьей в Америке, популярнее Симпсонов. Журналисты вытащили всю подноготную, семейное грязное белье полоскалось принародно и без малейшего стеснения, хотя причастности остальных Хемптонов, теперь уже покойных, к иракскому инциденту обнаружено не было. Оставшуюся в живых после автомобильной катастрофы Элеонор, последнюю из Хемптонов, ни один из журналистов отыскать пока не мог.

По многим телевизионным каналам, и не только в Америке, шли бесконечные дебаты на тему Ирангейта-2 с демонстрацией роликов со сценами гибели вертолета, взрыва яхты в порту Басры и русского «Урала» с контейнером цезия в кузове. Комментарии были различны, но большинство сводилось к одному, что разведструктуры в США слишком многочисленны, запутанны и мало поддаются контролю правительства и общественности, о чем, собственно, и говорит данный инцидент.

Если после страшных событий одиннадцатого сентября раздувание бюджета силовых структур и организация новых, таких, к примеру, как Министерство внутренней безопасности, было воспринято более-менее лояльно, то теперь раздавались голоса, ратующие за сокращение финансирования подобных организаций, за усиление контроля над ними и даже за сокращение их количества.

ЦРУ, и без того не избалованное всеобщей любовью, находилось теперь в роли самой страшной силы двадцать первого века, имидж организации упал – ниже некуда. У разведывательного управления своих грехов хватало, но теперь на него валили все, что только можно, и все, чего нельзя. В верхушке ЦРУ, в руководстве шли бесконечные перемещения, кто-то использовал скандал в своих целях, кто-то попадал под горячую руку. Не пинал ЦРУ только ленивый, даже самая распоследняя желтая газетенка из заштатного городишки, и та норовила плюнуть в Лэнгли. Это становилось модой, это становилось хорошим тоном.

Белый дом реагировал на скандал, как всегда, слабо, не опускался до оправданий. Пресс-конференции шли одна за другой, но были короткие, малоинформативные. На прямые и нелицеприятные вопросы журналистов администрация отвечала обтекаемо или вообще не отвечала.

* * *

По Массачусетской авеню в сторону кольца Дюпона в левом ряду на довольно большой скорости двигался белый джип «Гранд Чероки». За рулем находилась молодая симпатичная белокурая женщина. Она ловко управляла машиной одной рукой, другая была перебинтована и лежала на подлокотнике.

Дождь лил как из ведра, щетки едва справлялись с потоками воды, и, возможно, именно поэтому женщина не заметила темно-синий седан, который увязался за ней еще на двадцать второй улице. Перед развязкой Дюпона стоял дорожный знак, сообщавший, что дальше Массачусетская авеню закрыта в связи с дорожными работами. Блондинка выругалась и свернула на Нью-Гемпшир авеню, она спешила на заседание правительственной комиссии, времени оставалось немного, а тут еще эти дорожные работы.

Решив немного сократить путь, она свернула налево на двадцать первую улицу перед «Ренессанс-отелем», по-прежнему не замечая двигавшегося за ней синего седана. С двадцать первой улицы она опять свернула налево на Пенсильванскую авеню, это был прямой путь к Белому дому, но успела проехать буквально квартал, как на перекрестке с двадцатой улицей ее остановил полицейский.