– Я знаю, – сказал я. – Она мне сегодня рассказала.

– Вот как? – поднял брови Грайт. – Значит, посчитала нужным. Интересно, ты после этого стал относиться к ней серьезнее?

– Вот именно что, – сказал я.

– Значит, она рассчитала правильно, она умница. Есть одна вещь, которую она не знает и никогда не узнает. Тот человек, что обязан был охранять ее в таверне, оказался мерзавцем. Нет, он был верным членом Братства, но кое в чем оказался мерзавцем… Тот пузатый купец был его знакомым прихвостнем. Есть у нас такие – щедро платят за возможность общаться с дворянином почти на равных, в дорогих тавернах, веселых домах, на скачках. И немало небогатых дворян терпят возле себя прихвостней, иногда целую свиту. Однажды этот брюхан увидел Алатиэль и, понимаешь ли, воспылал. Шансов у него не было ни малейших. Что греха таить, иные небогатые дворяночки в глубокой тайне отзываются на звон золота в чьих угодно руках, но Алатиэль из богатой семьи. Прежде чем она отправилась на испытание, ее оберегатель за пригоршню золота выдал секрет купцу и устроил так, что тот и оказался ее покупателем… Никаких тайн Братства он не выдал – сказал купцу, что блудливой девочке из богатой семьи захотелось развлечься. Случается и такое…

– Алатиэль говорила, его потом убили в поединке…

– Я его и убил, – без усмешки сказал Грайт. – Как только узнал. Все было проделано в строгом согласии с кодексом о поединках, никто не узнал истинной причины, и в Братстве тоже. Я убежден, что человек, однажды сделавший маленькую подлость, способен и на большую, если подвернется искушение…

Я тоже был в этом убежден, но промолчал.

За нашими спинами вновь послышался беззаботный плеск воды, а потом опять стих. Грайт сказал задумчиво, словно самому себе:

– Победа – только полдела. Яростно верю, что мы… что ты добьешься победы, вот только потом ты вернешься в свой мир, а нам еще столько трудов предстоит… Нужно будет покарать всех пособников и разгрести немало грязи, а потом налаживать новую жизнь. И на Алатиэль я полагаюсь больше, чем на иных удальцов с заслугами перед Братством не в пример ей…

Я мог бы ему сказать, что в нашей истории накоплен громадный печальный опыт того, как после победы той или иной революции вчерашние верные соратники сходятся в смертельной схватке. Нам читали спецкурс по истории революционных движений, и мы узнали много из того, что гражданским не преподают.

Пока речь идет только о том, чтобы свергнуть царя или короля и сломать старый порядок, разногласий нет, или они ничтожны. А вот после победы оказывается, что у многих есть свои взгляды на то, как обустроить теперь мир, и точки зрения непримиримы, а отступать мало кто хочет.

До определенного момента с большевиками ноздря в ноздрю шли левые эсеры и анархисты, но довольно быстро обнаружились те самые неодолимые разногласия, и кончилось все кровью (всезнающее и никогда не ошибавшееся «сарафанное радио» в свое время втихомолку разнесло: наш преподаватель когда-то служил в ЧК и участвовал в разгроме последней штаб-квартиры анархистов, трудно поверить, существовавшей под черным знаменем до двадцать первого года)…

И Великая французская революция, конечно. Монархию аннулировали в самом теплом единении, а чуть погодя раскололись на несколько непримиримых фракций. Жирондисты проиграли, монтаньяры стали отправлять на гильотину сначала вчерашних соратников по борьбе, затем и друг друга, всех ярких вождей буквально выбили, у руля оказалась шайка примитивных воров и казнокрадов, осточертевшая всем очень быстро, так что ее без особого труда разогнал Наполеон Бонапарт и произвел сам себя в императоры.

Можно присовокупить еще и Льва Троцкого – но это запретная тема, в которую и наши спецкурсы не углублялись…

Словом, я мог бы привести Грайту много поучительных и грустных исторических примеров, но не видел надобности читать ему длинные лекции о нашей политической истории. Да и был уверен: он пропустит все мимо ушей, скажет что-нибудь вроде: «Нам повезет больше». Очень многие так и думали, считали, что уж им-то повезет больше, но жестоко ошибались, чего некоторые так и не успевали понять…

Послышалось похрустывание песка под легкими шагами, шуршание материи – ага, наша амазоночка накупалась и вытиралась старательно. Раздался ее звонкий, вполне себе веселый голос:

– Можете обернуться, благородные господа!

Что мы и сделали безо всякой поспешности. Алатиэль стояла уже полностью одетая, в сапогах, разве что без оружия на поясе, наклонив голову набок, вытирала уже собственным полотенцем, гораздо более мягким на вид, распущенные великолепные волосы. Грайт бросил на меня многозначительный взгляд, и я легонько кивнул в знак того, что понял правильно: долгое купание оказало прямо-таки волшебное действие, Алатиэль выглядела бодрой и веселой, уже без тени подавленности…

– Вода теплая, просто чудесная, – сообщила она, проворно и ловко заплетая в косу влажные волосы, держа в зубах кончик ленты с самоцветами.

– Мы, признаться, заждались, – сказал Грайт. – И не слышали, как ты плаваешь. Полное впечатление, ты расхаживала по дну, с тебя станется, Озерная Фея…

И вновь я не увидел в его взгляде ровным счетом никаких мужских желаний, вполне понятных и допустимых в этой ситуации. Все же что за отношения их связывают? Может, она его родственница, которую он знает с пеленок и вполне на нее полагается? Ладно, какое мне дело? Главное, только что прозвучало «ты вернешься в свой мир» – и, что особенно радует, этак мимоходом прозвучало, как нечто само собой разумеющееся…

– Я много ныряла, – сказала Алатиэль, привычно переплетая лентой косу. – В такой глухомани только и остались жемчужницы, это там, где близко живут люди, озерный жемчуг под метелку повымели…

– И как успехи? – хмыкнул Грайт.

– А вот. – Алатиэль показала ему на ладони большую, с пачку папирос, бурую раковину, похожую на веер, покрытую ровными желобками. – Видишь тоненькие желтые полосочки? В таких и есть самые крупные озерные жемчужины.

– Давай откроем и проверим.

– Вот уж нет! – энергично возразила Алатиэль. – Я загадала. Когда мы победим, тогда и открою. И там обязательно будет большущая жемчужина, голубая, цвета надежды… Грайт… Озеро слишком маленькое для твоей карты, его там наверняка нет, но ты запомнишь место? У тебя такое прекрасно получается. Там на дне – россыпь жемчужниц, жалко, не во что было их собрать. Я сюда обязательно вернусь…

– Запомню, – крайне серьезным тоном (обычно скрывавшим у него беззлобную насмешку) пообещал Грайт. – И отправлю с тобой шесть раз по шесть ныряльщиков.

– Вот этого не надо! Я буду собирать ракушки сама, иначе неинтересно. И сделаю ожерелье, давно о таком мечтала, но где раздобудешь озерный жемчуг, даже за деньги? Подруги дружненько умрут от зависти…

Она (чему стоит только порадоваться) вновь стала беспечной девчонкой, напоминая молодого игручего щенка.

– Не сомневаюсь, – сказал Грайт. И добавил тоном, в котором явственно прозвучали приказные нотки: – Алатиэль, спрячь ракушку, надень оружие, и – по коням. Мы немного выбились из расчетного времени, нужно поторопиться. Хочу приехать в город засветло, чтобы поговорить обстоятельно до ночи, посмотреть, как успехи… В общем, живенько в седла…