ее внимание привлекло то, что находилось в центре комнаты, – доспехи Аида. Они выглядели угрожающе и смертоносно. Плечи, руки и ноги были покрыты острыми металлическими шипами. С левого плеча свисала черная накидка, а у ног лежал темный шлем.

Персефона подошла к доспехам и провела пальцами по холодному металлу шлема. Она попыталась представить их на Аиде. Его фигура и без того была огромной и внушительной, а они сделали бы его… вселяющим ужас.

– Давно ты их надевал? – тихо спросила она.

– Давно. Они нужны мне только для сражений с богами.

– Или против оружия, что может тебя убить, – добавила она.

Аид не ответил. Протянув руки по бокам от нее, он поднял шлем.

– Это Шлем тьмы. Он делает невидимым того, кто его надел. Его создали для меня циклопы во времена Титаномахии.

Она знала, что циклопы сделали для богов три боевых оружия: Шлем тьмы для Аида, Жезл молний для Зевса и Трезубец для Посейдона. Их применение всегда становилось поворотным моментом битвы – временем, когда ее течение менялось в худшую или лучшую сторону. Это оружие изменило судьбу олимпийцев и позволило им победить титанов.

При виде шлема Персефону охватил ужас. Она подозревала, что Триада хочет войны. Придется ли ей вскоре увидеть Аида в этих доспехах?

– Для чего тебе этот шлем? – спросила она. – Невидимость ведь и так является одной из твоих сил.

– Я овладел способностью становиться невидимым, когда стал сильнее, – ответил он. А потом добавил с кривой улыбкой: – Кроме того, я предпочитаю, чтобы во время битвы моя голова была чем-то прикрыта.

Аиду это казалось смешным, но Персефона нахмурилась, когда он протянул шлем ей. Она взяла его и всмотрелась в царапины и мелкие вмятины на поверхности. Богиня всегда представляла, что во время битвы никто не может подобраться к Аиду достаточно близко, чтобы причинить тому вред, но отметины на шлеме говорили об обратном.

– Я хочу, чтобы ты надела его на Совет, – произнес он.

Персефона подняла голову:

– Зачем?

– Совет только для олимпийцев. И я не горю желанием представлять тебя моим братьям, особенно при данных обстоятельствах. Тебе не понравится то, что там будут говорить.

– Ты боишься, что мой рот расстроит нашу помолвку? – спросила она, приподняв бровь.

Аид улыбнулся, и это ее приободрило – с учетом того, как серьезен он был в последние несколько дней после ее ранений в клубе «Афродизия».

– Ох, дорогая, я твердо уверен, что твой рот ей бы только поспособствовал.

Они долго смотрели друг на друга, а потом она спустилась взглядом по его мускулам к все еще стоящему члену.

– А вы, милорд, так и собираетесь отправиться на Совет – голым? Если так, то я настаиваю на возможности на это посмотреть.

– Если ты и дальше будешь так на меня смотреть, мы вообще не попадем ни на какой Совет, – ответил он, и по мановению его руки они оба оказались облачены в черное – Аид в свой костюм, а Персефона в платье-футляр. Это заставило ее задаться вопросом, как одевались на Совет другие боги. Может, они будут в античных нарядах?

Аид протянул ей руку:

– Готова?

По правде говоря, она была не уверена, но ее успокаивали присутствие Аида и его шлем. Это мог быть последний раз, когда у нее вообще есть время подумать, готова ли она. И наверняка они дойдут до той точки, когда времени больше не будет, когда все будет зависеть от быстроты их действий.

Она вложила пальцы ему в ладонь, все еще прижимая к себе шлем, и они перенеслись.

Аид с Персефоной появились в тени. У нее за спиной оказалась огромная колонна, и боковым зрением она увидела по бокам от себя выступы и изгибы. Персефона слышала голоса – гремящие и раздраженные.

– Эта буря должна прекратиться, Зевс! Мои верующие умоляют о пощаде.

Персефона не знала, кто именно говорил, но по миролюбивому тону предположила, что это Гестия.

– Я не горю желанием избавлять их от бури, – ответил Зевс. – Смертные стали слишком дерзкими, им нужно преподать урок. Может, смерть от холода напомнит им, кто правит этим миром.

Персефона встретилась взглядом с Аидом. Слова Зевса сами по себе были проблемой. Именно поэтому напали на Гармонию и убили Тюхе. Именно от такого поведения устали смертные и теперь восстали.

Аид поднес палец к губам, взял из ее рук шлем и опустил ей на голову. Она не почувствовала никакой разницы, разве что шлем был тяжелым и не подходил ей по размеру. Аид коснулся губами костяшек ее пальцев, а потом отпустил. Его перемещения во тьме остались никем не замеченными. Богиня поняла, что он появился перед олимпийцами, лишь когда он заговорил – тон его голоса был мрачен, в нем сквозило презрение.

– Ты напомнишь им лишь о ненависти к тебе, ко всем нам, – произнес Аид, отвечая на заявление Зевса.

– Аид, – его имя в устах Зевса больше походило на рычание.

Персефона проскользнула позади колонн. За ними она видела спинки нескольких тронов и три трона, повернутых к ней лицом: Посейдона, Афродиты и Гермеса. На каждом троне имелся знак отличия. У Посейдона это был трезубец, у Афродиты – розовая раковина, у Гермеса – его кадуцей.

Персефона задержала взгляд на Афродите, проигрывая в памяти тот момент, когда богиня стояла посреди амфитеатра с сердцем Океаноса в руке, равнодушная к свирепости своей магии. Будут ли для нее какие-то последствия за то, что она убила одного из сыновей Зевса? Персефона не знала правил олимпийцев, но решила, что богиня, должно быть, как-то оправдалась перед богом грома, потому что сидела среди двенадцати богов так, будто ничего не случилось.

Персефона подкралась поближе, встав за одним из тронов – она предположила, что он принадлежал Аполлону, так как сверху над ним поднимались золотые лучи.

– Как я понял, Аид, буря – твоя вина. Не смог удержать свой член подальше от дочери Деметры?

– Заткнись, Арес, – вмешался Гермес.

Персефона заметила, как в глазах бога пробудилась тьма и он стиснул свои челюсти так, что его скулы стали еще острее.

– С чего бы ему молчать? Он говорит правду, – раздался голос справа – Персефона поняла, что это Артемида.

– Ты мог бы поиметь миллион других женщин, но выбрал лишь одну-единственную – дочь богини, что ненавидит тебя сильнее, чем любит человечество, – продолжил Арес.

– Да эта киска, должно быть, золотая, – задумчиво произнес Посейдон.

Персефона почувствовала кислый привкус в горле, а потом на нее накатила волна ужаса, когда всколыхнулась магия Аида, мощная и кипучая.

– Я лично перережу нить любого