борется не за программу, а за интересы новой господствующей касты. Вот почему они не могут вести с нами политическую борьбу. У Сталина один лишь выход: попытаться протянуть кровавую линию, отделяющую официальную партию от оппозиции.

Ему абсолютно необходимо связать оппозицию с покушениями, вооруженными восстаниями и т. д. Именно против этого восстает руководство оппозиции. Отсюда вытекает план Сталина о посылке руководства заграницу (в это время предполагались многие высылки), чтобы таким образом свободно расправиться с молодыми мелкими оппозиционерами, имена которых для масс, особенно заграничных, неизвестны. Поэтому можно было с уверенностью предполагать, что после высылки вождей оппозиции сталинская клика попытается втянуть в ту или иную авантюру какую-либо оппозиционную группу, а если это не удастся – сфабриковать «покушение» или «военный заговор», а затем вину свалить на оппозицию”».

– Господа, – продолжает Троцкий, значение этих строк ясно. Каждый мыслящий человек поймёт значение этого предостережения. Уже тогда в 1929 г. я говорил моим молодым друзьям в России: «Будьте осторожны. Провокаторы попытаются втянуть некоторых из вас в авантюру. Итак, господа, – Троцкий берет годовой переплетенный сборник бюллетеня (Троцкий. Террор и марксизм), – если вы перелистаете его и прочтете эту статью, то вы увидите, как далеки все мои мысли от индивидуального террора, который, кстати, категорически отвергнут МАРКСИЗМОМ. Троцкий решительно подчеркивает слово “категорически”. Я предостерегал не меньше 20 иди 30 раз. Бюрократы хотели покушений, чтобы оправдать террор. Нужно лишь изучать бонапартизм во Франции, чтобы видеть точно то же самое. Диктаторы так изображают дело, что они хотят дать свободы народу, но вот начинаются покушения и мешают этому…»

Покушение на Кирова

Итак, – говорит Троцкий, вновь продолжая разговор после этого небольшого отклонения, – вернемся к истории. Первое покушение было покушением против Кирова в… Троцкий вопросительно смотрит на своего секретаря, – в декабре 1934 г. Все даты я называю по памяти. Но я могу вам дать точные даты, если посмотрю. – Видите ли, господа, – Троцкий встает, – все в данном случае разбивается при встрече с хронологией. ГПУ, может быть, овладело всеми искусствами, но оно не овладело искусством хронологии. Он присаживается, посмеиваясь, – Итак, покушение на Кирова… Да, Киров. Я должен здесь сказать несколько слов о главном лице. Киров не был политиком. Он был средним администратором с некоторыми административными способностями, но в моих глазах он не имел никакого политического значения. Когда узнал, что он убит, я думал, что это должно быть личная месть или какая-нибудь история с женщинами. Французы часто говорят в таком случае: «Где женщина? Ищите женщину».

Я никак не мог себе представить, что Киров был избран целью для политического покушения. Спустя две недели советское правительство сделало двусмысленное заявление. Прежде всего указывалось, что покушение совершено белогвардейскими террористами, пробравшимися десятками через польскую, румынскую и др. границы. В этой связи несколько сот человек было осуждено…

Затем 17 декабря впервые сообщалось, что убийца Николаев состоял в 1926 г. в ленинградской зиновьевской оппозиции. Но это сообщение не имеет никакой цены, так как в 1926 г. вся ленинградская организация была в оппозиции.

На партийном съезде почти вся делегация состояла в оппозиции. Сообщение говорит, таким образом, лишь о том, что Николаев был членом ленинградской оппозиции в 1926 г. Позже в дело была втянута московская группа Зиновьева.

Зиновьев и Троцкий

– Здесь я должен добавить пару слов о моих отношениях с Зиновьевым, – вдруг прерывает себя Троцкий. В 1926 г. Зиновьев признал, что я был прав. В 1920 г., когда бюрократия была достаточно сильна для репрессий, Зиновьев и Каменев капитулируют, за что были помилованы.

В «Бюллетене» вы увидите, что с 29 по 34 г. мы считали Зиновьева и Каменева предателями. После их ареста мы перестали так их называть, так как нельзя наступать на людей, закованных в цепи. Однако, взаимоотношения между нами были враждебные. Зиновьев и Каменев после своей капитуляции занимали скромные посты. Они писали в партийной прессе, нападали на меня, чтобы показать свое хорошее настроение. Когда появилось обвинение против Зиновьева и Каменева, ставящее их в связь с покушением, я себе сказал, что случится что-нибудь из ряда вон выходящее.

Я написал статью в «Бюллетень», где я видел в этом указание на то, что положение ухудшилось. Я был уверен в том, что ни Зиновьев, ни Каменев не предпринимали никакого покушения. Если их обвиняют, то это значит, что они мешают в чем-то Сталину. Это же могло произойти лишь вследствие роста недовольства,

Троцкий вновь возвращается к разговору о процессе. – В этот период мое имя вообще не упоминалось. Говорили только о зиновьевцах. Все знали, что я и Зиновьев находились в противоположных лагерях. В тот период нельзя было говорить о троцкистах-зиновьевцах, как говорят об этом сегодня. Мое имя впервые выплыло в обвинительном заключении. Обратите внимание на эти различные версии о покушении на Кирова: раньше говорили о белогвардейцах, затем некоторое время фигурировал только Николаев, затем появились Зиновьев и Каменев, обвиняемые в моральной ответственности за это дело.

Индивидуальный террор

Это вновь отвлекает Троцкого к вопросу об индивидуальном терроре. Он подходит к книжной этажерке, – «посмотрите сюда, господа, здесь мои труды. Он указывает на две полки этажерки и заявляет: часть из них еще носит следы пожара на Принцевах островах, где горела моя библиотека – это работа 40 лет, и без труда вы в ней найдете 50–60 мест, где я сильнейшим образом осуждаю индивидуальный террор. Мое имя впервые фигурирует в обвинительном заключении, – он вновь вернулся к письменному столу и просматривает свои бумаги, – после того как они отказались от версии Зиновьев-Каменев. Назвали меня. Николаев указывал на то, что он был связан с консулом какого-то иностранного государства. Тот, якобы, дал ему 500 рублей и сказал, что он может связать его с Троцким, если Николаев ему передаст письмо от группы Троцкого.

Троцкий продолжает говорить об этом иностранном консу ле, думая, что этот человек был подкуплен ГПУ. Тут его прервал один журналист:

«Но теперешний процесс?»

Троцкий поддакивает: «Да, именно теперешний процесс не является новым процессом, это лишь улучшенное издание январского процесса 1935 г. Раньше была генеральная репетиция, плохая генеральная репетиция, а сейчас идет представление. Чтобы лучше понять это, важно вспомнить, что Зиновьев и Каменев все время сидели в тюрьме».

Затем Троцкий уверяет, что убийство Кирова было провокацией, организованной ГПУ. Но это покушение должно было закончиться неудачей. Вот почему Медведь был приговорен к нескольким годам заключения.

Троцкий приводит статью из своего «Бюллетеня» от 16 января 1935 г., в которой говорится, что было бы легкомысленно думать, что Сталин вновь не попытается вплести нас в новую историю, сфабрикованную агентами ГПУ.

«Я не ошибся…