litbaza книги онлайнИсторическая прозаЧас новолуния - Валентин Сергеевич Маслюков

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 ... 58 59 60 61 62 63 64 65 66 ... 180
Перейти на страницу:
Она не пускала судорожно гуляющую его руку на грудь, а он, неловко прилаживаясь, душил — едва хватало дыхания. И никак нельзя было упускать из виду собак. Не до разговоров стало. Шафран понимал положение, старался Федьку не перетруждать и, затравленно озираясь, ковылял, сколько мог, сам.

Сопровождая медленное отступление людей, стронулась собачья стая. Временами отчаянный пёс наскакивал, пытаясь полоснуть зубами ногу, приходилось останавливаться, и рычать в два голоса, размахивая корягой и ножом. Они выигрывали несколько шагов, и опять нужно было отбиваться, не имея способа ни достать псов, ни продвигаться дальше без опасения, что подлые твари накинутся все разом.

Отвлекаясь от изнурительной борьбы с собаками, Федька замечала, что месяц стоит высоко, а они всё отступали, отступали, потеряв счёт времени. Там и здесь над косогорами различались тёмные крыши и ограды. С несмолкающим лаем псы карабкались по кручам, проскальзывали песчаными россыпями, лезли в топи, забегали вперёд, наскакивали сзади.

Ложбина между тем раздавалась вширь, кручи сглаживались, а постройки, заборы отступали. Впереди открылось болото, а вправо блеснула чешуя реки.

Псы начали отставать, провожая людей гавканьем. А потом повернули один, другой и все разом помчались назад, как сорвались.

— На падаль потянуло. Покалеченных да побитых жрать, — заметил Шафран, отдуваясь. — Возвратились на мертвечину.

Похоже, Шафран только теперь, когда опасность миновала, почувствовал по-настоящему разгоревшуюся в ноге боль, он не мог коснуться земли без причитаний, при каждом шаге корчился, испуская стоны и жмурясь. Продвигались невыносимо медленно.

Миновав горелые и разваленные до основания стены острога, вышли на луг, покрытый короткой вытоптанной травой. Место, по уверениям Шафрана, было ему знакомо.

— Видишь, торговые бани, — просипел он, показывая куда-то в сторону реки.

Тропинка повела назад и вверх к слободе, и прошла ещё добрая доля часа, пока со многими остановками они выбрались на вымершую улицу посада.

— Ну что, Шафран, где Бахмат? — спросила Федька, восстанавливая сбитое дыхание. Шафран опирался на плечо и тоже сипел, не закрывая рта, к тому же он то и дело морщился, пронизанный стреляющими болями.

— Погоди... — говорил он, прерываясь, — погоди... Не пожалеешь? Не пожалеешь, как Бахмата покажу? Поймал медведя, а он тебя не пущает?

Определённо можно было запутаться, за чем дело стало и к чему идёт. Но Федька с тоскливым ощущением недостоверности, недействительности той уродливой борьбы, которую она затеяла, только то понимала, что отступать некуда. Раз уж ввязалась.

— Так ведь медведь ручной, Шафран, под твою дудку пляшет, — возразила она по возможности бесстрастно.

— Косолапого танцевать заставить — большое терпение нужно. И как же я тебе ручного мишку отдам... даром? — говорил он между вздохами. — Чудной ты, Феденька, человек... несуразный. Умненький, а такой бестолковый. Кто же тебе даром своё отдаст? Да сам же на плаху под топор ляжет кто?

— Шафран, — сказала Федька, испытывая сильнейшее побуждение швырнуть обезножившего противника наземь. Сердце больно колотилось ощущением беды. — Шафран, — повторила она, не зная, то ли избить его первым попавшимся дрыном — от бессилия, то ли в слёзы удариться — от злобы. — Ты ведь Христом богом поклялся, что отступишься от Елчигиных.

— А я от них отступился, — сказал он неожиданно миролюбиво. Во внезапной, какой-то бескостной изменчивости его чудилось особенное, изощрённое издевательство. — Бахмата назвал. Слово не воробей. Поймал ты меня на слове, Федя. Ладно... Бога-то я помню... Покажу двор. Бахмата двор покажу. А дальше как знаешь. Меня в это дело не путай. Пошли.

Больше они не разговаривали, только кряхтели, дышали сквозь зубы, да Шафран сдавленно матерился, когда попадал на больную ногу.

Давно угомонился посад, догорели огни, припало и ушло в землю пожарное зарево. Подевались куда-то люди, словно их никогда не было, и только далёкий, бог знает где пребывающий лай нарушал подлунный покой. Куда идут, где идут, Федька не понимала. На перекрёстках и росстанях Шафран направлял её односложными указаниями, они перелазили через кобылины, шумно спотыкались и переругивались, никого, однако, окрест не пробуждая. И в конце концов выбрались на оголённое пространство перед городовой стеной, хотя от города как будто бы удалялись. Ничего нельзя было понять. Месяц стоял не с того боку.

Федька робела в невнятице тёмных улиц, но и, выбравшись на открытое пространство, не почувствовала облегчения — темнота таила угрозу, лунная пустота лишала надежды скрыться. К тому же Федька не могла освободиться от чужой руки, измученная так, что и ради спасения жизни, кажется, не нашла бы сил побежать. Правда, и Шафран едва ли способен был шевельнуть рукой, чтобы вытащить нож. Он цеплялся за тонкую Федькину шею, всю уж покрытую, наверное, синяками.

— Дай, сынок, осмотреться. Куда это нас занесло?

Между крайними дворами слободы и городской стеной полоса незастроенной земли саженей на десять. Каменистое ложе пустыря тянулось в тускло-серебряную мглу, и так же нечётко пропадала в дали гряда стены под тесовой крышей. Там, где озирались Шафран и Федька, подступали глухие бока клетей, заборы; редко выбьется над оградой непричёсанная верхушка яблони.

— Бахмата нам сегодня уж не видать, — бормотал Шафран. — Промахнулся я, Феденька, виноват. Так что пойдём, побредём мы с тобой, сиротинушки, аки калики перехожие.

— Это что? Где мы? — спросила Федька, не чувствуя расположения ни угрожать, ни спорить.

— Павшинская слобода это, Федя.

— А город?

— Город там, — он показал за спину. — Здесь посад к полю подходит, так покрепче стену поставили. Рубленную. Пойдём мы теперь вдоль стеночки. А там уж скоро острожек будет стоячий, с рубленной стеной смыкается. И у Преображенских ворот повернём, — неопределённо повёл рукой. — Сколько той ночи осталось. Переночуешь у меня, Федя. Не уйдёт Бахмат. Не уйдёт. Потерпи, мой свет, потерпи. — Шафран оживился и стал разговорчив, как только выяснилось, что Бахматов двор не найти.

Федька вздохнула, принимая плечом тяжесть, и поковыляли.

— Ах, Феденька, что же? Ты для меня слишком хорош? — бессмысленно бубнил Шафран.

От суесловной болтовни его путалось в голове, Федька не откликалась, и больная, и озлобленная, и подавленная. И вдобавок ко всему она вынуждена была тащить на себе это разглагольствующее вперемежку со стонами недоразумение.

— А я? А я что? Выходит, я для тебя... я для тебя что? Я для тебя слишком... плохой? Сядем, — остановился он вдруг, — нога горит. — Присядем, дружок, к стеночке. Куда уж теперь спешить.

У стены Шафран со стоном опустился наземь, а Федька осталась стоять,

1 ... 58 59 60 61 62 63 64 65 66 ... 180
Перейти на страницу:

Комментарии
Минимальная длина комментария - 20 знаков. Уважайте себя и других!
Комментариев еще нет. Хотите быть первым?