— Твое лицо, — сказал он, коснувшись ее щеки. Кэндис всхлипнула.

— Ничего страшного, царапина, — выдохнул он. — Проклятие! Разве я не велел тебе скакать очертя голову? Ты когда-нибудь будешь делать то, что тебе велят?

— О, Джек! — выдохнула Кэндис.

Опустившись на колени, он обнял ее и ненадолго замер. Затем отпустил Кэндис и выпрямился.

— Нужно заняться твоей раной. — Джек направился к коню.

Кэндис кивнула, с ужасом ожидая очередного приступа боли. Молясь, чтобы он не наступил, она начала массировать живот. Услышав приглушенный возглас, она посмотрела на Джека. Он громко выругался.

— Что случилось?

— Конь ранен, — отозвался он. — Ну-ну, полегче, милый, полегче, — ласково проговорил Джек, успокаивая вороного, а затем перешел на язык апачей.

Приподнявшись, Кэндис увидела, что круп жеребца сильно кровоточит.

— О, Джек, его подстрелили!

— Всего лишь царапина, но ему, должно быть, чертовски больно. — Он погладил коня по холке. — Бедняга, такое мужество не часто встретишь.

Вернувшись к Кэндис, Джек осторожно стер кровь с ее лица и перевязал рану.

— Он сможет нас выдержать?

— Да, но недолго. Ему нужно отдохнуть, и тебе это тоже необходимо. Ты очень бледна, Кэндис. С тобой все в порядке?

Со слезами на глазах Кэндис коснулась его лица.

— Я так боялась, что они убьют тебя.

— Чтобы я оставил тебя? — пошутил он. — Да никогда!

— Джек, у меня начались схватки. Он насторожился:

— Ты должна лечь. Сейчас же. Что ты чувствуешь?

— Слабость. Облегчение. В общем, ничего особенного. Он выругался.

— Начать с того, что я не должен был оставлять тебя там. Мы проведем ночь здесь.

— Но это слишком близко от города.

— Мы не можем рисковать жизнью ребенка. Холмы — неплохое укрытие, да и я покараулю. К тому же толпа труслива. Они охочи до того, что легко дается. Я ранил четверых, и еще один на твоем счету. Сомневаюсь, что они решатся нас преследовать, а если и решатся, то пожалеют об этом.

Глаза Кэндис слипались. Она чувствовала себя безмерно измученной. Джек расстелил скатку и уложил на нее жену. Рука его нежно коснулась ее волос. Кэндис прижалась щекой к его ладони и погрузилась в сон.

Джек смазывал бок жеребца, и его руки вдруг затряслись. Он посмотрел на Кэндис. Случись что-нибудь с ней… Он никогда себе этого не простит. Никогда.

Решив взять с собой Кэндис, Джек действовал сгоряча, поддавшись собственническому инстинкту. Независимо оттого, был ли проповедник самозванцем, Кэндис принадлежит ему, как и ребенок, которого она носит. Ничто и никто не может изменить этого. Однако теперь, когда способность разумно мыслить вернулась к Джеку, он понял, что увяз. По самое горло.

Как, к дьяволу, он объяснит Кэндис присутствие Дати в его вигваме?

И дело не только в этом. Джек понимал, что, хотя стычка с толпой примирила их, конфликт далеко не исчерпан. Кэндис ясно выразилась, что не хочет рожать ребенка в лагере апачей, и поехала с ним отнюдь не добровольно. Но теперь слишком поздно. Ему остается только подчиниться обстоятельствам.

В поисках выхода из положения Джек перебрал в уме дюжину способов, как рассказать Кэндис о Дати, но все они наносили непоправимый удар по их отношениям. Он решил, что посвятит ее в детали их будущей жизни позже — скажем, завтра вечером, а то и послезавтра.

Всю ночь Джек не смыкал глаз, то и дело поглядывая на беспокойно метавшуюся во сне Кэндис. Лишь под утро, с первыми проблесками рассвета, он осторожно прилег рядом с женой на скатку, прижал ее к себе и заснул.

Кэндис разбудило утреннее солнце, обещавшее погожий весенний день. Она лежала в теплых объятиях Джека. Инстинктивно прижавшись к нему теснее, она вдруг вспомнила, где она и почему. Джек вернулся, но лишь затем, чтобы увезти ее с собой. В свете нового дня и пережитого накануне ужаса собственное положение показалось Кэндис особенно мрачным и безысходным. Так нельзя. Она не может жить среди апачей, которые ведут войну с ее соотечественниками.

Кэндис села на постели и посмотрела на Джека. Он, видимо, только что проснулся, но его глаза были открыты, а взгляд ясен.

— Иди сюда, любимая, — тихо попросил он.

Кэндис отвела глаза. Запахнув шаль, она поднялась на ноги и пошла прочь. Ей нужно было облегчиться и подумать. Когда Кэндис вернулась, Джек седлал коня.

— Прошу тебя, Джек, — сказала она. — Отвези меня домой или на восток. То, чего ты хочешь, несправедливо по отношению ко мне.

Он повернулся к ней:

— Думаешь, я не понимаю этого?

— Это несправедливо и по отношению к ребенку.

— Именно поэтому я не взял тебя с собой с самого начала. Но теперь это не имеет значения.

— Имеет.

— Война вообще несправедлива, — возразил он. — Разве справедливо, что погиб Шоцки? Есть веши и похуже, чем уехать со мной — твоим мужем.

— Шоцки погиб?

Джек отвернулся и начал пристегивать седельные сумки.

— Да.

— О Боже! — вымолвила Кэндис, глядя на его напряженную спину. — Мне очень жаль.

Джек не произнес ни слова. Шагнув к нему, она положила ладонь на его окаменевшее плечо. Он резко дернулся и стряхнул ее руку. Кэндис беспомощно молчала. Между ними никогда не возникало настоящей близости, разве что физическая, и было бы наивно ожидать, что теперь, когда препятствий стало больше, он пожелает искать у нее утешения.

Вечером, когда они остановились на ночлег, Кэндис обратилась к Джеку, хотя и знала, что выбрала не лучший момент:

— Джек, почему бы апачам не вести свою войну без твоего участия? Ты же наполовину белый. У тебя есть семья, о которой ты должен заботиться. Мы могли бы уехать куда-нибудь далеко, где нас никто не знает и не будет оскорблять нашего ребенка.

Он гневно уставился на нее:

— И оставить душу моего брата неотомщенной?

Кэндис чуть не плакала.

Этой ночью не было необходимости караулить. Свернувшись на скатке, Кэндис наблюдала за Джеком. Он тщательно загасил небольшой костер, на котором они готовили еду. Кэндис ощутила знакомый жар в крови. Займутся ли они сегодня любовью? Нет, конечно, нет. Она беременна, да и слишком много скопилось обид и взаимного недовольства, чтобы вот так просто перешагнуть через них.

Когда Джек лег рядом, Кэндис притворилась спящей, но обмануть себя не могла. Она отчаянно тосковала по объятиям Джека. Это был единственный способ ощутить его близость. Только так они могли стать единым целым, только так она могла забыть о жестокой реальности.