дом: они прошли через холл, затем внесли Джеральда Стеррона в спальню. Глаза у пострадавшего были открыты, он находился в сознании и, судя по всему, испытывал сильную боль. Его осторожно уложили на постель, и Веннинг склонился над ним.

– Врач скоро будет, Стеррон, – сказал сэр Карл. – Но я хотел бы осмотреть вас, если позволите. Надеюсь, хоть чем-то помочь. Боюсь, вы потеряли много крови. Мне доводилось лечить людей… когда я шатался по миру.

Стеррон слабо улыбнулся.

– Мне все равно конец, – прошептал он. – Вы… очень добры. Да, пожалуйста, можете осмотреть.

Аккуратно разрезав одежду, Веннинг обнажил живот пострадавшего и увидел рваную рану справа, откуда сочилась темная кровь.

– Надо перевязать, – тихо сказал он.

Его крупные и грубые руки двигались с удивительной ловкостью и осторожностью, пока он накладывал бинты, которые принесла ему Грейс. Устроив раненого поудобнее, сэр Карл сделал знак суперинтенданту Даули, и они вышли из комнаты, оставив Лотта и мисс Наутен присматривать за Стерроном.

– Очень плох, – сообщил сэр Карл в коридоре. – Возможен разрыв печени, внутреннее кровотечение. Чем вы выстрелили в него, Даули, разрывной пулей, что ли?

– Нет, сэр, это был маленький револьвер, который… кто-то сунул мне в руку. Я думаю, он был заряжен никелевыми пулями.

– Ну, во всяком случае, результат получился плачевный. К тому же машина перевернулась.

– Сначала пуля попала в ветровое стекло и разбила его.

– Ах, вот оно что, значит, срикошетила. Бедняга протянет всего несколько часов, не более.

– Может, это лучше для него, сэр.

– Вот оно что… – задумчиво протянул Веннинг и пристально взглянул на суперинтенданта. – В любом случае не мое это дело.

– Сэр, а он в сознании?

– Да.

– Тогда мне следует поговорить с ним, причем, безотлагательно. Сэр, не могли бы вы посмотреть мою руку? До приезда доктора. Она сломана и сильно болит.

– Да, конечно, нужно наложить временную шину. Подождите, скоро вернусь.

Сэр Карл быстро сбежал вниз по лестнице, а Даули зашел в спальню и обратился к Грейс Наутен:

– Настал мой черед подежурить у постели больного, мисс. Огромное вам спасибо за помощь. – Он выразительно покосился на дверь.

Грейс кивнула и вышла. Даули шагнул к постели.

– Джеральд Стеррон, – произнес он тихо, но отчетливо. – Я предъявляю вам обвинение в убийстве капитана Герберта Стеррона, произошедшем здесь, в этом доме, в субботу двадцать седьмого августа. Должен предупредить: сейчас вы не обязаны ничего говорить. Все, что вы скажете, может быть использовано против вас на судебном процессе.

Джеральд слегка поморщился.

– Никакого суда не будет, Даули, – еле слышно прошептал он. – Уж кому, как не мне, это знать. Мне бы хотелось сделать заявление до того, как уйду… Не хочу… доставлять неприятности кому бы то ни было.

– Не лучше ли подождать врача? Вам, наверное, трудно говорить.

В дверь постучали. Появился сэр Карл и жестом попросил Даули выйти в коридор.

– Этот чертов доктор куда-то запропастился, никак не могут дозвониться, – сообщил он. – Думали, что он у миссис Ловуд, но там к телефону никто не подходит. За ним послали машину, однако доберется он сюда не раньше чем через полчаса.

– Тогда нам нужно выслушать заявление Стеррона, раз уж ему так не терпится сделать его. Ему становится хуже.

– Думаю, жить Джеральду осталось примерно час. Идемте, я займусь вашей рукой.

Веннинг где-то раздобыл деревянные планки, которыми для прочности обивают с четырех сторон картонные ящики для бакалеи. И с помощью этих планок и бинтов наложил на сломанную руку Даули шину и сделал перевязь. Суперинтендант вернулся в спальню и присел у кровати Стеррона.

– Доктора придется подождать еще немного, – сказал он. – Если вы действительно хотите сделать заявление, я выслушаю его. Но, повторяю, никто вас не заставляет.

– Хочу. Нет смысла ждать. Чувствую, с каждой секундой становлюсь слабее.

Даули посмотрел на Лотта, и тот нашел писчую бумагу и ручку.

– Может, сначала глоток воды?

Джеральд Стеррон отпил воды из стакана, который Даули поднес к его губам. А потом заговорил слабым, но вполне отчетливым голосом:

– Не хотелось бы доставлять больше неприятностей, чем я уже успел доставить, прежде чем вы меня схватили. Я умираю, хотя теперь это значения не имеет. И не желаю идти под суд. Я убил Герберта за то, что он сказал, что хочет развестись с Гризельдой… ну и намекнул, будто готов жениться на другой. Я поначалу не поверил, однако тем же днем увидел, как он занимается любовью с Грейс Наутен. Они устроились в садовой беседке, и я наблюдал это из окна своей комнаты, в бинокль. То был ужасный удар для меня.

Голос его задрожал, в горле пересохло. Даули снова поднес ему стакан воды.

– Это означало одно: риск, что она станет наследницей. Грейс Наутен – молодая, здоровая, симпатичная девушка, и, разумеется, они могли бы завести детей. А это конец всем моим мечтам и надеждам. Я видел на ее месте своего мальчика, сына, – я заботился не о себе, нет. Мой сын должен был прийти в поместье и создать семью, которая зажила бы полной жизнью. Я был убежден, что так оно и случится, но всегда боялся выходок брата. Герберт портил или распродавал ценные вещи. Большинство из них – фамильные реликвии. Были и совсем мелкие вещицы – миниатюры, гравюры и рисунки, которые он продавал без ведома близких. Брат воображал себя деловым человеком, но любой мелкий жулик мог обвести его вокруг пальца. Когда я узнал об идее повторной женитьбы… Ему выпал счастливый шанс… я не собирался упускать своего… все ради мальчика.

Вот я и подумал, что можно сымитировать самоубийство. Герберт часто рассуждал о самоубийстве – вообще был нытиком и слабаком. Организовать алиби было совсем несложно, поскольку большинство англичан живут по расписанию. Я знал, что дворецкий приносит Герберту выпивку ровно в десять, и подстроил все так, чтобы он видел меня выходящим из кабинета. А когда Уиллинг ушел, туда вернулся я. Приблизился к Герберту и вырубил его одним ударом, как только что вырубил вашего детектива… Старый прием джиу-джитсу, ему научил меня один японец в Шанхае. А вы, Даули, пострадали от другого, так что прошу прощения.

Суперинтендант выдавил улыбку.

– А потом я задушил Герберта подушкой. Пытался действовать аккуратно, чтобы не осталось синяков. Ума не приложу, как вы догадались, что он не сам повесился. Затем я уложил его на пол, за диван, чтобы никто не заметил, если случайно заглянет. Свет в комнате пришлось оставить – хотел, чтобы констебль видел его. Снова сыграла роль пунктуальность англичан: я знал, что каждую ночь констебль совершает обход в одно и