— Сабинин? — неодобрительно хмурится Большой Б, и я без труда угадываю мысли в его голове: Игорь женат, а связь с женатым мужчиной может вылиться в скандал, который автоматом срикошетит по нему. — Вы договаривались о встрече? Разве я не ясно дал понять, что ни ваше имя, ни имя моего меди-холдинга не будет завсегдатаем первых полос желтой прессы?

Я злюсь на него так сильно, как не злилась никогда. Хочется подойти и разбить трубку домофона о его голову и посмотреть, что тогда станется с его каменным лицом. Потому что даже моя баснословная зарплата не настолько велика, чтобы я продавалась в рабство и жила по указке: с кем встречаться, с кем не встречаться, с кем и когда ложиться в постель. Но через секунду злость уходит, словно отлив, и смывает все червоточины на песке, оставляя пустой чистый холст. Это просто гормоны. Я читала о перепадах настроения и обещала себе быть готовой и не делать сгоряча глупостей.

— Я не договаривалась о встрече, — зажав рукой трубку, отвечаю на упрек Луки. — И как вы понимаете, вряд ли я успела стать его любовницей хотя бы потому, что была уродливой круглой как шар будущей матерью.

— Тогда выставите его к черту, — командует мужчина.

— Какой пункт моего договора регулирует подобные требования? — сухо интересуюсь я.

Минуту назад я была благодарна за то, что он подарил мне хотя бы видимость нормальности, забирая из больницы, но сейчас я в шаге от того, чтобы его возненавидеть.

— Я продала в рабство мозги, но не тело, — не дождавшись ответа, добавляю я. — И буду очень благодарна, если вы либо внесете изменения в контракт, чтобы я хотя бы приблизительно понимала, когда и как мне позволено дышать, либо перестанете совать нос в то, что вас совершенно точно не касается.

И демонстративно нажимаю на кнопку открытия входной двери.

Лука верен своему ледяному характеру: он молча поворачивается и уходит в ванну, чтобы вернуться в прихожую уже в помятой рубашке как раз в тот момент, когда в дверь звонит Игорь.

Я прочитал ее инстаграм.

Увидел фотографию, где маленькая ладошка крепко держит палец Жени — и что-то во мне громко треснуло, с размаху вошло прямо в просвет между легкими, и я начал кровоточить. Потому что «услышал» ее вопль отчаяния. Потому что я слишком хорошо помнил и знал свою Женю, чтобы не понять, зачем она вдруг вот так, на публику, вскрыла свою самую большую душевную рану.

Она кричала: «Спаси меня, пожалуйста…»

И я плюнул на все свои сомнения. Смахнул с себя их коралловые наросты, которые наслоились на днище корабля моей жизни, пока я медленно врастал в сушу, боясь отправиться в новое плаванье.

И когда дверь распахивается передо мной, первое, что я вижу — другой мужик, который с невозмутимым видом застегивает рубашку. Он даже не смотрит на меня, хоть я прекрасно помню его лицо: все тот же Лука Ради, Женин начальник, человек, чье имя широко известно в определенных кругах. Почему он снова здесь?

— Я не вовремя? — глухо интересуюсь я, потому что первое желание в эту минуту — не говорить, а действовать. Схватить умника за грудки и вытолкать на хер, потому что он просто пользуется ее беспомощностью, пытается сыграть на том, что Женя одинока и хочет поддержки. Я слишком хорошо знаю такой сорт мужиков: они всегда рядом, когда нужно, всегда с цветами и широкими жестами, но сразу растворяются, стоит получить свое.

— Игорь, зачем ты здесь?

Женя кутается в объемный пушистый халат, и я вспоминаю, что видел его на ней в те дни, когда мы, пусть и недолго, но были вместе. Она садилась напротив меня на диванчике в ее старой маленькой квартирке и без конца рассказывала о работе, о грандиозных планах, а потом долго и внимательно слушала, когда я в который раз жаловался на жизнь и на затянувшийся развод. Если бы я только мог вернуться в прошлое, я бы нашел в календаре тот день, когда наговорил столько глупостей сгоряча, дал бы себе под зад и сделал все, чтобы те обидные слова и требование сделать аборт даже не промелькнули в моей голове.

Чтобы понять, как важен человек, его нужно потерять.

Когда я потерял Женю в первый раз, то как-то пережил это, но часть моего сердца умерла навсегда. Во второй раз, когда Женя выставила меня за порог, я зачерствел изнутри, покрылся толстым слоем бетона и как ни пытался — не мог выкорчевать себя из серой холодной и темной пустоты. В третий раз я понял, что хочу быть с ней, но она превратилась в мираж, за которым я сперва долго гонялся, вычисляя новый адрес и телефон, а потом…

Потом я понял, что не могу прийти к ней прежним: с теми же проблемами, с тем же багажом за плечами. Что чтобы стать частью ее жизни, должен умереть и воскреснуть, как чертов феникс.

— Отдыхайте, Евгения, — как-то очень по-хозяйски говорит Лука Ради, набрасывает пиджак и молча проходит мимо меня. Даже ради вежливости не пытается протянуть руку, словно меня вообще не существует. — Если что-то будет нужно — мой водитель в вашем распоряжении.

— Спасибо… за все, Лука, — немного смущенно благодарит она, и меня разрывает от болезненной злой ревности. Что за херня? Такого не было даже, когда я видел ее с Артемом. Сейчас я словно весь под завязку накачан адреналином, и спина уходящего Луки растекается за толстым слоем алого марева.

Женя закрывает дверь — и мне нужна минуту, чтобы привести в порядок голову. Чтобы — как ни смешно это звучит — перестать дрожать от злости, словно я пацан, и у меня вот-вот случится первая драка до крови.

— Игорь, зачем ты пришел? — устало спрашивает Женя. И на всякий случай, хоть я и не пытался, выставляет вперед руку. — Только, прошу тебя, не нужно ничего говорить о нас. Я справлюсь с ребенком без посторонней помощи. Тем более мне не нужен человек, который предпочел бы видеть его бесформенной кучей мяса в лотке для медицинских отходов.

Она имеет право злиться, я знал, что Женя сторицей вернет каждое неосторожное слово, и нарочно не надел бронежилет. Все заслужено. Все по-честному.

— У тебя же скоро будет свой ребенок, — чуть-чуть повышает голос Женя. — Хватит оглядываться в прошлое, Игорь. Нас…

— Я больше не буду оглядываться в прошлое, — не даю ей сказать то, что пошатнет мою уверенность. — Мы с Юлей развелись. Несколько дней назад.

— Что? — переспрашивает она, и я с облегчением выдыхаю, когда из-под толстого слоя безразличия выглядывает лицо моей уютной Жени.

Лицо женщины, которую я люблю, словно одержимый, словно больной на всю голову. Если бы только мог — прямо сейчас бы сгреб ее в охапку и больше никогда не отпускал. Надеюсь, что смогу. Что нить Ариадны до сих пор связывает нас, и я не зря шел по ее следу, оставляя после себя выжженную пустошь всего, что уже не имеет значения.

— Я развелся с ней, Женя, — повторяю я, делая первый несмелый шаг к ней навстречу. Женя бессильно опускает руку, которой прикрывалась, словно щитом. Но все еще смотрит на меня затравленно-настороженным взглядом маленького зверька, поэтому я силой душу очередной порыв притянуть ее в свои объятия. — Я отдал все, что она захотела. На хер. Откупился. Душу бы отдал, если бы затребовала.