Однако в некотором смысле смерть Бланки все-таки принесла свободу невестке. Только мать прилагала усилия к тому, чтобы посылать Людовику деньги, необходимые для продолжения строительных работ и поддержки малого отряда рыцарей, сохранивших верность идее крестового похода. После того, как Бланка умерла, Альфонс и Карл, очевидно, решили, что королевство принесло уже достаточно жертв ради этого дела. К тому же Альфонс перенес удар (инсульт), был частично парализован и не мог взять на себя ведущую роль, а Карл, как давно уже опасалась Маргарита, с большой готовностью накапливал власть в своих руках.

Даже жители христианских поселений уговаривали Людовика уехать на родину, особенно после того, как им стало ясно, что деньги у него кончились. «Ваше величество, — говорили ему бароны Сидона перед тем, как он уехал, — вы укрепили город Сайду и… основательно усилили защитные сооружения Акры стенами и башнями, которые воздвигли вокруг них. Мы обсудили дело между собою и не видим, какую еще пользу королевству Иерусалимскому могло бы принести дальнейшее ваше пребывание здесь. Посему мы настоятельно советуем вам отправиться в Акру по наступлении Великого поста и приготовиться к отплытию домой, с тем, чтобы вы смогли возвратиться во Францию после Пасхи».

Возможно, жители Сидона чувствовали себя не слишком уютно в присутствии короля французского, несмотря на подаренные им новые стены. Неумелое вмешательство Людовика в дипломатические отношения между Каиром и Алеппо привело к тому, что соперничающие арабские племена раз за разом нападали на ни в чем не повинных христиан. Между своими делами, выкупом, снабжением войска и постройкой новых крепостей французский король как-то не заметил, что почти довел свое королевство до банкротства, затратив более трех четвертей миллиона ливров, отнятых у его подданных и соотечественников, на которые он не приобрел ничего, кроме смерти и неуверенности в завтрашнем дне. В конце концов Людовик с великой неохотой увел своих людей из Сидона в порт Акру, ненадолго остановившись в Эс-Суре, чтобы забрать Маргариту и детей. Войско, которое стало грузиться на борт 25 апреля 1254 года, было столь невелико, что разместилось всего лишь на тринадцати судах.

Чуть более десяти лет спустя после отъезда Людовика правящий мамлюкский султан напал на Цезарею и Яффу, убив и поработив их население [97]. В 1291 году Акра была осаждена сирийцами и пала, несмотря на крепкие стены и башни, а за нею последовал Сидон. Шестьдесят тысяч христиан были убиты или проданы в рабство.

Путь домой был ужасен. Корабль, на котором плыли Людовик, Маргарита, их дети и Жуанвиль, попал в туман и налетел на мель вблизи Кипра, чудом избежав столкновения с подводными скалами, «где наш корабль непременно разбился бы вдребезги, и все мы пропали бы и потонули». Король поступил, как всегда — то есть простерся на палубе крестом у походного алтаря. После этого он отказался спасаться сам с семьей, оставив остальных людей на борту. «Если я оставлю судно, — сказал Людовик, — эти пятьсот с лишком человек высадятся на этом острове, Кипре, боясь новых опасностей — ибо все они любят жизнь так же, как и я — и они, быть может, никогда уже не возвратятся на родину». Корабль удалось отремонтировать, все пассажиры остались на нем.

Но не успели они сдвинуться с мели, как яростный ветер снова погнал судно на скалы, и пассажиров спасло лишь то, что матросы бросили пять якорей в противоположном направлении. Когда Маргарите сообщили, что они все утонут, если ветер не уляжется, она пошла посоветоваться с Жуанвилем и спросила, что делать; рыцарь предложил дать обет, в случае, если они с Людовиком и детьми спасутся, изготовить миниатюрную модель корабля из серебра стоимостью в пять марок (сам Жуанвиль до того пообещал отправиться в паломничество к гробнице св. Николая в качестве средства спасения от опасностей предыдущей ночи).

Маргарита отдала модель Жуанвилю, чтобы он доставил ее к гробнице св. Николая, когда отправится в паломничество.

Маргарита пыталась, насколько возможно, облегчить положение детей в пути; когда моряки опасались, что новый шторм может их потопить, она отказалась будить их, сказав, что им будет лучше умереть во сне. Когда их маленькая флотилия проплывала мимо какого-то острова, Маргарита попросила Людовика направить туда нескольких человек за свежими фруктами для детей. Люди переправились на берег в лодке, им было велено нагнать корабль, когда он подойдет к удобной гавани. Но люди, дорвавшись до плодовых деревьев, так увлеклись поеданием фруктов, что запоздали к назначенному часу. Людовик, приписав их отсутствие нападению арабских пиратов, приказал уводить корабли. «Когда королева услышала об этом, она очень расстроилась и сказала: „Увы! Что я натворила!“ Но король вскоре узнал, что вовсе не сарацины, а собственная жадность задержала его слуг; в ярости он велел заковать виновных, как преступников, и посадить на цепи в баркасе, плывущем за кораблем. „И королева, и все мы, как могли, отговаривали короля, но он не желал и слушать“», — отметил Жуанвиль. Маневры у острова и разворот кораблей стоили им целой лишней недели, проведенной в море.

Здесь симпатии Жуанвиля снова на стороне королевы. Дальше он описывает еще один инцидент, подчеркивая ее храбрость и находчивость. Однажды вечером служанка не заметила, что платок ее госпожи лежит слишком близко от горящей свечи, и ночью королева проснулась оттого, что одежда, лежавшая в каюте, загорелась. Вместо того, чтобы звать на помощь, Маргарита «соскочила с постели, как была, обнаженная, подхватила горящий платок и выбросила в море, а потом затушила остальные вещи», — с восхищением писал Жуанвиль. Сам он, по его словам, спал в своей каюте и проснулся от шума. Увидев, что в море плавают горящие тряпки, он вышел на палубу узнать, в чем дело. «Пока я стоял там, мой оруженосец, спавший на полу у моей койки, пришел и сказал мне, что король проснулся и спрашивает, где я. „Я ему сообщил, — сказал он [оруженосец], — что вы в своей каюте, а король сказал мне, что я лгу“». Возможно, Маргарите все-таки кто-то немножко помог справиться с пожаром.