– Я не очень хорошо плаваю.

– Ты не можешь плавать хуже меня. Все, что я могу, – это грести по-собачьи. – Поставив стакан, Джулия подняла обе руки в воздух, позволила своим запястьям расслабиться и яростно шлепала в никуда, скривив рот в горестной гримасе. – Если бы у меня были уши побольше и хвост, кто-нибудь мог бы бросить мне палку. Хочешь еще?

Я посмотрела на пожелтевшие часы над стойкой. Половина шестого. Том уже должен был быть дома и гадать, где я. «Пусть подождет», – решила я.

– Да, – сказала я. – Почему бы и нет?

В баре Джулия стояла, поставив одну ногу на медные перила, проходившие по низу, и ждала, когда ее обслужат. Мужчина с редкими зубами уставился на нее, и она кивнула, заставив его отвернуться. Затем она посмотрела на меня и усмехнулась. Я была поражена тем, насколько сильной она выглядела, стоя у этого бара, готовая ко всему или к кому угодно. Тонкие черные волосы и рыжая помада выделяли ее, куда бы она ни шла, но здесь она и вовсе казалась маяком. Когда она делала заказ, ее голос был ясным и достаточно громким, чтобы все в уютном доме могли его услышать. Мне было интересно, что она на самом деле думает об этом месте, которое явно не было для нее естественным. Я подумала, что Джулии не место в залитых пивом пабах; по крайней мере, это был не тот мир, в котором она родилась. Я представила, как она росла, катаясь верхом на лошади по выходным, посещала летние лагеря, отдыхала со своей семьей на западных островах Шотландии. Но самое забавное: разница в нашем прошлом меня совсем не беспокоила. Я обнаружила, что ее очевидная независимость, то, как она не боялась выглядеть или звучать иначе, – то, чего я хотела для себя.

Поставив наши напитки на стол, она весело спросила меня:

– Итак, Марион, какая у тебя политика?

Я почти выплюнула ей на колени портвейн с лимоном.

– Извини, – сказала она. – Это неуместный вопрос? Возможно, мне следовало подождать, пока мы выпьем еще несколько бокалов.

Она улыбалась, но я чувствовала, что меня в каком-то смысле проверяют, и это было испытание, которое я очень хотела пройти. Я вспомнила наш разговор за обеденным столом на острове Уайт, Патрик, и, отпив половину своего бокала, сказала:

– Ну что ж. Я считаю, что для начала матери должны иметь возможность ходить на работу. Я за равенство. Имею в виду, между полами.

Джулия кивнула и пробормотала свое согласие, но явно ждала дальнейших откровений.

– И считаю, что этот бизнес по испытаниям водородных бомб ужасен. Ужасен. Я подумываю присоединиться к кампании против него.

Это было не совсем так. По крайней мере, не до того момента, когда я это сказала.

Джулия закурила еще одну сигарету.

– Я отправляюсь в поход на Пасху. У них тоже есть регулярные собрания по этому поводу в городе. Тебе следует пойти. Нам нужна любая возможная помощь, чтобы распространять информацию. Катастрофа близится, а большинство людей больше волнует, во что одеты чертовы члены королевской семьи.

Она отвернулась от меня, в сторону бара, выпустив дым снизу вверх.

– А когда следующий? – спросила я.

– В субботу.

Я помолчала мгновение. Том обещал забрать меня в субботу днем, хотя этот день вы должны были провести вместе. Это было его предложение – способ, как я понимала, загладить вину за путешествие с тобой в Венецию. Ваша поездка была назначена на середину августа, и Том сказал, что до тех пор будет проводить со мной каждую субботу.

– Конечно, – сказала Джулия, – тебя не пустят без свитера Fair Isle и трубки.

– Тогда мне придется сделать все возможное, чтобы заполучить эти вещи, – сказала я. Мы улыбнулись друг другу и подняли бокалы.

– За сопротивление, – сказала Джулия.

Когда Том спросил меня, где я была в тот вечер, я сказала ему правду: это был тяжелый день, и мы с Джулией обсудили его за выпивкой. Он казался почти счастливым, услышав это, несмотря на то что Джулия говорила о тебе.

– Я рад, что ты видишься с друзьями, – сказал он. – Выходишь из дома. Тебе стоит увидеться и с Сильви.

Я ничего не сказала Тому о своих планах на субботу: знала, что он не одобрит мою поездку на политическое собрание. Жены полицейских не должны так поступать. Когда я описала ему свой ужас в связи с недавним заявлением руководителя о том, что все сотрудники должны будут проводить занятия, посвященные тому, как пережить ядерную атаку, он ответил:

– Почему бы им не быть готовыми? – И перешел от хлеба с маслом к торту, который я поставила на стол, пытаясь доказать, что я хорошая и верная жена.

Ты видишь, Патрик, что я была совершенно запутана тогда. Единственное, в чем я была уверена, – так это в том, что хотела больше походить на Джулию. В школе мы вместе обедали, и она рассказала мне о марше, в котором участвовала. Ее щеки покраснели, когда она рассказывала, как все люди: христиане, битники, студенты, школьные учителя, фабричные рабочие, анархисты – собрались вместе, чтобы их голоса были услышаны. В тот холодный весенний день они объединились и отправились из Лондона в центр ядерных исследований в Олдермастоне. Она упомянула подругу Риту, которая шла с ней. Они прошли весь путь, несмотря на унылую погоду и тот факт, что ближе к концу пожалели, что оказались в пабе.

Она засмеялась и сказала:

– Некоторые из них могут быть немного – ну, знаешь – напыщенными. Но это прекрасная вещь. Когда вы идете, вам кажется: что-то делаете. Вы все вместе.

Мне это показалось волшебным, что открывало совершенно новый мир. Я не могла дождаться выходных.

* * *

Наступила суббота, и я настояла на том, чтобы Том все-таки пошел к тебе, сказав, что он не должен тебя подводить, а со мной может провести время в следующие выходные. Он выглядел смущенным, но все равно пошел. У двери он поцеловал меня в щеку.

– Спасибо, Марион, – сказал он, – что ты так хороша во всем.

Он смотрел на мое лицо, вероятно, все еще не зная, воспользоваться моей очевидной щедростью или нет. Я с улыбкой отмахнулась от него.

После того как он ушел, я поднялась наверх и попыталась придумать, какая одежда больше подойдет для собрания местной группы Кампании за ядерное разоружение. Это был теплый июльский день, но мое лучшее летнее платье – светло-мандаринового цвета с кремовым геометрическим принтом –