К его удивлению, тот пусть с усмешкой, но все же согласился. Вероятно, Маре удалось поймать его в хорошем расположении духа.

– Если уж тебе так нравится рисовать обои, то пожалуйста, – сказал куратор снисходительно.

Может быть, он успел внутренне смириться с твердолобостью Мары, или же его убедил фанатизм молодого художника, практически поселившегося на заводе, – но, так или иначе, по мере того как дальняя стена медленно заполнялась краской, неуверенность куратора в способностях Мары постепенно сходила на нет. И другие художники, сперва посматривавшие на Мару искоса и явно шептавшиеся у него за спиной, со временем также прониклись к нему некоторым уважением – хотя бы потому, что он сознательно выбрал самый трудный путь из возможных.

Но, несмотря на это, с течением дней Мара все больше замыкался в себе. Каждый день он проверял, не ответила ли Лиза на его сообщения. Но ответ все не приходил, и к концу марта Мара впал в полное и беспросветное уныние.

Лишь в самый последний момент – ночью перед открытием – Мара определился с названием для своей работы. В действительности же ему не пришлось ничего придумывать. Он знал его давно – с того дня в санатории, когда Лиза рассказала ему о секции плавания.

21/

Секция плавания для пьющих в одиночестве

2017, весна

Выставка продолжалась почти месяц, до конца апреля. Под нее было отведено двенадцать залов, в которых в общей сложности было представлено больше пятисот работ двадцати молодых художников. Но из множества редимейдов, абстрактных скульптур, диджитал-артов и видеоинсталляций особенно выделялась, пожалуй, расписанная красками стена в глубине одной из небольших проходных комнат.

И хотя работа находилась в своеобразном закутке, рассчитанном на быстрый осмотр, заходившие сюда посетители, как правило, задерживались перед «Секцией плавания для пьющих в одиночестве» – монументальной картиной никому не известного Мары Агафонова, затягивавшей зрителя в атмосферу туманного утра на берегу большой тихой реки.

На первом плане была девушка в платье с каплями крови, с короткими, торчавшими во все стороны волосами; она стояла по колено в воде. Во взгляде ее больших карих глаз отражались яркие полумесяцы, из-за чего этот взгляд казался пронзительным и вместе с тем совершенно пустым. Позади нее река делала крутой поворот, унося течением десятки трупов. Сквозь туманную завесу на горизонте виднелись силуэты подъемных кранов и высотных домов, в воздухе между ними плавали размытые тени морских чудовищ. На дальнем берегу реки угадывалась старая деревенская церковь. Из труб крематория над ней поднимались клубы черного дыма; утекая ввысь, этот дым принимал форму огромного яйца, вокруг которого, сбившись в стаю, парили вороны. И лишь в углу сквозь свинцовые тучи, как слабая надежда на мимолетное счастье, светил идеально ровный красный круг, словно случайно залетевший из Страны восходящего солнца.

Посетители сбивались в толпу перед стеной, чтобы рассмотреть в подробностях все детали. Это скопление привлекало других любопытных посетителей, из-за чего в узком коридоре то и дело образовывался затор. Спустя несколько дней, когда стало понятно, что поток людей не собирается прекращаться, а только растет, организаторам пришлось поставить дополнительные ограждения и контролировать проход, пропуская посетителей в зал небольшими группами. Такое решение немного освободило доступ к другим экспонатам выставки, хотя и создало приличную очередь для тех, кто непременно хотел увидеть «Секцию плавания для пьющих в одиночестве».

В середине апреля небольшая статья о работе Мары Агафонова появилась в журнале «Гараж», благодаря которой интерес к картине не ослабевал до последнего дня выставки, собирая в тесной комнатке по несколько тысяч человек в сутки.

~ ~ ~

После закрытия Мара сидел на полу в опустевшем зале и пил вино из пластикового стаканчика. Со стены на него смотрела Лиза. Больше недели он работал над ее лицом. Теперь он уже никогда не сможет его забыть.

Мара был уже настолько пьян, что не мог самостоятельно подняться с пола.

Когда куратор подошел к нему, то услышал шепот – Мара разговаривал сам с собой:

– «Ты будешь бороться?.. Даже если тебя потащит в пещеру бешеный медведь?.. Если планету захватят осьминоги и сделают тебя своим рабом?»

Куратор положил руку Маре на плечо, но тот как будто не почувствовал прикосновения.

– К тебе пришли. Какая-то девушка. Говорит, ты ее знаешь.

Только теперь Мара поднял на куратора глаза и с трудом спросил:

– Лиза?

Куратор пожал плечами.

– Я не знаю. Но она хочет тебя видеть. Говорит, что должна посмотреть на твою картину… – Он замялся. – Только вот мне показалось, что она слепая.

В руках девушка несла нечто, завернутое в непрозрачный целлофановый пакет. Ее вели под руку мать и отец. Когда они втроем вошли в комнату, девушка сделала несколько неуверенных шагов вперед, остановилась у дальней стены и улыбнулась. От этой улыбки все сжалось у Мары внутри.

– Надеюсь, твоя картина так же прекрасна, как о ней говорят.

– Лиза…

Она подошла ближе и провела рукой по комкам краски на стене.

– Не грусти, Мара. Все будет хорошо. Ведь мы с тобой все еще здесь.

Он покачал головой. Он не мог сказать ни слова. К горлу подступали слезы.

– А у меня для тебя есть подарок, Мара.

Она на ощупь развязала пакет и протянула ему портрет в выпиленной деревянной рамке. Тот самый набросок, который Мара сделал однажды вечером в санатории «Сосны».