Это был один из самых нелегких моментов в моей жизни. Упреки по поводу данного поступка, предъявленные мне позже, не идут ни в какое сравнение с моими собственными терзаниями. Мне часто снились черные глаза этого мальчика, его крики нередко вторгались в мой сон. Я и представить себе не мог, что однажды мне придется заплатить за свои амбиции такую высокую цену.

Однако, чего бы мне это ни стоило, я сохранил прекрасные отношения с египетским султаном, что позволило мне установить регулярную торговлю с Востоком. Обретенное благодаря мусульманскому правителю привилегированное положение помогло мне найти поддержку в Средиземноморье и, что особенно важно, у Родосских рыцарей[31]. Эти монахи-воины высадились на Крите, намереваясь вырвать остров из-под власти султана. Тот дал отпор, отправив мощную флотилию, и рыцари оказались в весьма трудном положении. Великий магистр ордена просил меня заступиться за них, что я и сделал не без успеха. Этим я завоевал чрезвычайно ценную поддержку рыцарей, с которыми следовало считаться, отправляясь на Восток.

Ведя подобные дела, я не хотел вновь подвергаться опасностям, связанным с плаванием в заморские края, да и король, который ценил мое общество, не желал, чтобы я надолго покидал двор. Так что мне приходилось действовать через посланцев или целые посольства. Заниматься этими делами я поручил молодому беррийцу по имени Бенуа, он был женат на одной из моих племянниц.

Зато в Италию мне следовало отправиться самому.

* * *

Король поручил мне следить за ходом дел на Апеннинском полуострове и прежде всего за ситуацией в Генуе. Довольно долго там ничего не происходило, но однажды утром прибыл вестник из Прованса и сообщил удивительную новость. Из Генуи в Марсель прибыл корабль с группой влиятельных генуэзцев. Среди них был представитель могущественного семейства Дориа. Все это организовал некий Кампофрегозо. Он обратился к королю за помощью. Он просил у него средства на создание армии, которая затем покорит Геную. А потом он передаст город под власть французского короля.

Я уже давно обращал внимание Карла на смуту в Генуе. Он понимал, насколько важно для Франции завладеть подобным местом. Генуэзские банки были разбросаны по всему восточному побережью Средиземного моря, а товары, производимые в этом городе, пользовались заслуженной славой. Нельзя было упускать такой случай.

Король с энтузиазмом воспринял предложение Кампофрегозо. Увы, ему не доводилось общаться с итальянскими кондотьерами, и он принимал всерьез итальянские притязания. Письмо, составленное генуэзцем, дышало тщеславием, он выглядел этаким монархом в изгнании. Я призывал короля поостеречься. Я слишком хорошо знал этих авантюристов. Вполне возможно, что мы столкнулись с бандой прокаженных, которых следовало пожалеть, но вряд ли стоило принимать как князей. Карл и слышать ничего не хотел. Он составил список посольства во главе с архиепископом Реймсским, куда был включен старик Танги Дюшатель, его камергер, тридцать лет назад спасший короля во время парижской резни. Мне было поручено сопровождать этих важных персон. Мы добрались до Марселя. Глядя на нашу команду, можно было подумать, что мы должны предстать пред очами византийского императора. Генуэзцы, видимо предупрежденные о нашем прибытии, разоделись в свои лучшие одежды и, преисполнившись величественного превосходства, приняли нас в доме итальянского купца. Архиепископ Реймсский был весьма склонен путать власть и ее формы. Внешнее благолепие генуэзцев ввело его в заблуждение, их наглость он принял за аристократизм. Более, чем он, сведущий по части итальянских нравов, я с первого взгляда распознал группу обманщиков и подлецов, желавших не только добиться от нас оружия для захвата города, но и денег, чтобы наполнить свои тарелки – прямо с завтрашнего дня. Я пытался предостеречь архиепископа, но скоро понял, что заставить его изменить свое мнение невозможно.

Так начались нелепые переговоры. Они завершились высокоторжественным соглашением между королем Франции и… никем. Поскольку лица, подписавшие соглашение, представляли лишь самих себя. Они обязались, придя к власти, отдать Геную французскому королю. Полномочные представители отбыли весьма довольные. Они поручили мне изыскать на месте средства, необходимые для того, чтобы заговорщики могли набрать войско и снарядить экспедицию.

Кампофрегозо видел, что меня нимало не ввели в заблуждение его инсценировки. Как только послы отбыли, он заговорил со мной дружески и прямо. Как бы то ни было, он не мог долее скрывать от меня правду: заговорщики нуждались буквально во всем. Человек он был приятный, весельчак, кутила, не жалевший денег. Однако доверия к его новому, естественному, облику у меня было не больше, чем к прежней маске. В Италии я встречал множество предприимчивых, словоохотливых, привлекательных, но не слишком склонных к постоянству личностей. В городах, знавших столько революций и распадающихся союзов, предательство было таким же оружием, как и все прочие. Клятвопреступление там носят на перевязи, как другие цепляют на пояс саблю. Кампофрегозо казался мне способным на все, и будущее это доказало. Пока генуэзцы благодаря предоставленным мною средствам обустраивали штаб-квартиру в Ницце, я отправился в Монпелье по своим делам. Когда я вернулся, то обнаружил, что они не слишком продвинулись. Я прикинул, что пройдут еще долгие месяцы, прежде чем они смогут предпринять захват города. Я оставил при них посредника, представлявшего меня в этом регионе, и вернулся ко двору в замок Шинон.

Вероятно, настал момент объясниться по поводу фактов, которые позднее послужат основанием для того, чтобы обвинить меня в предательстве. Не отрицаю, что именно в то время, когда я помогал вооружить экспедицию Кампофрегозо, я завязал переписку с Альфонсо Арагонским, который в Генуе поддерживал партию власти, ту самую, которую бежавшие генуэзцы предлагали свергнуть. Я уже говорил, что с давних пор дорожил дружбой короля Арагона, ставшего Неаполитанским королем. Эта дружба обеспечивала для моих судов возможность свободного передвижения в водах, кишевших пиратами, так как король Альфонсо регулярно предоставлял мне охранные грамоты.

Я нуждался в нем так же, как нуждался в Генуе. Со временем у меня сложилось ясное видение, что именно мне необходимо предпринять в районе Средиземного моря. Именно этими соображениями я хотел поделиться с королем. Моим главным партнером на Востоке был султан, но, чтобы мои суда добрались до него, нужно было обеспечить поддержку всей цепочки влиятельных сил на этом пути: Неаполь и Сицилия, земли короля Арагона, Флоренция и Генуя, папа, Савойский дом – для свободного прохода через Альпы.

Если Карл Седьмой сумеет распространить свое влияние на эти районы, тем лучше, я был настроен помогать ему в этом всеми имеющимися у меня средствами. Однако, если ему это не удастся, я должен буду сохранить в целости мои дружеские связи. Таким образом, в случае с Генуей я честно сделал все возможное для того, чтобы Кампофрегозо и его друзья могли выполнить свои обязательства. В то же время я никогда не порывал связей с противоположным лагерем. Это оказалось весьма полезным. Вооруженные моими стараниями генуэзцы в конце концов действительно захватили город. Но затем немедленно объявили, что они не связаны никакими обязательствами с королем Франции. В ходе своей последней поездки я честно пытался переломить ситуацию. Я призывал короля послать туда войска, Кампофрегозо испугался бы и признал себя побежденным, но Карл был занят другим и не последовал моему совету. Генуя была для него потеряна. К счастью, благодаря тому, что я сохранил дружеские связи с противоборствующими сторонами – и с Кампофрегозо, который знал, чем мне обязан и очень хорошо ко мне относился, и со сторонниками моего друга короля Арагонского, – мне удавалось проводить все больше торговых операций через этот город.