- А я считаю, что могла, - твердо сказала Гарриет. - Она взяла с собой свое свадебное платье, получила новый паспорт. Все было хорошо организовано.

- Возможно, возможно, - ответил Джеймс. - Просто мне невыносима сама мысль, что она могла все спланировать. Потом я вспомнил слова Оливера, которые сейчас мне кажутся странными.

- А что он сказал? - спросила Гарриет почти грубо. - И почему ты нам ничего не рассказал?

- Откровенно говоря, я просто не придал этому значения. Кажется, он сказал: «Не могла же она в самом деле убежать», - или что-то в этом роде.

- Джеймс, почему же ты не придал этому значения? - с удивлением спросила Сюзи. - Почему ты не рассказал нам? Если Оливер знает…

- Сюзи, Оливер ничего не знает. Ты думаешь, я не рассказал бы вам, знай он что-нибудь? Просто он сказал мне, что дня три или четыре назад она очень нервничала и говорила, что ей хочется убежать куда глаза глядят. Просто она была очень напугана. Это все, что он сказал. Не думаю, что найдется много невест, которые хотят убежать накануне своей свадьбы.

Джеймс надеялся, что его слова прозвучали убедительно. Он и сам сейчас не понимал, почему не расспросил Оливера поподробнее, хотя, тот, кажется, был не в том состоянии, чтобы отвечать на вопросы.

- Мне почему-то кажется, - сказала Сюзи, поднимая голову от письма, - что она действовала под нажимом. Кто-то заставил ее убежать.

- Значит, она все-таки убежала! - возмутилась Гарриет. - Чудесно! Она верна себе в своих поступках.

- Дорогая, почему ты говоришь о ней так враждебно? Ты раньше никогда не отзывалась так о Крессиде.

- Раньше я все держала в себе. Да к тому же мне раньше не давали возможности высказаться. Меня просто отсылали из комнаты, а потом и вообще отправили в школу. - Она говорила тоном маленькой обиженной девочки, да и вид у нее был такой же: бледная, с испуганными, полными отчаяния глазами.

- Гарриет, как ты можешь такое говорить?

- Сейчас это не имеет никакого значения. - Она вяло махнула рукой. - Эти разговоры нас никуда не приведут. Мне надо выпить.

- Не рано ли для выпивки? - спросил Джеймс, посмотрев на часы. - Сейчас только начало шестого. Господи, Крессида отсутствует уже целых двенадцать часов!

- Плевать, что рано! - ответила Гарриет. - Если сам не пьешь, то не запрещай этого другим. - Она направилась к холодильнику. - Сюзи, выпьешь вина?

- Пожалуй, выпью, - ответила Сюзи.

Гарриет налила два стакана вина и протянула один Сюзи. Они стояли, потягивая вино, и чувствовали себя неловко.

- Чудесное вино! - сказала Сюзи.

- Ты находишь? - спросила Гарриет. - Мне тоже оно кажется вкусным и немного терпким.

Джеймс посмотрел на их смущенные лица и невольно рассмеялся.

- Тебе все кажется смешным! - с раздражением заметила Гарриет.

- Ну разве это не смешно? Исчезнувшая невеста, банкет на триста человек, который пришлось отменить, увядшие цветы, полиция, поднятая на ноги, письмо, появившееся неизвестно откуда, а вы стоите и обсуждаете достоинства калифорнийского вина!

- Можем пообсуждать что-нибудь другое, - сказала Гарриет.

- Послушай, Гарриет, - начала Сюзи, - мне бы хотелось… ну… ты видела меня с твоим отцом… это совсем не то, что ты думаешь.

- Сюзи, пожалуйста, я не такая уж глупая. Я все прекрасно понимаю. Давай не будем говорить на эту тему. Нам нужно решить, что делать с запиской. Мы будем звонить в полицию? Или, может, сами выясним, кто принес это письмо? Не можем же мы сидеть сложа руки и пить вино.

- Это была твоя идея - выпить, - заметил Джеймс.

- Ради Бога, папа, давай не…

В это время открылась дверь, и в комнату вошла Мэгги. Она была очень бледной, с растрепанными волосами, но на ее лице сияла улыбка.

- Я только что проснулась, - сказала она, - и чувствую себя гораздо лучше. Есть какие-нибудь новости?

Гарриет и Сюзи молча посмотрели на Джеймса.

- Что? Что случилось? - встревоженно спросила Мэгги.

- Ничего особенного, - ответил он. - Его первым порывом было спрятать письмо. Он боялся, что у Мэгги снова начнется истерика.

- Кое-что случилось, - сказала Гарриет, презрительно глядя на отца. - Мама, мы получили письмо… От Крессиды. Вот оно.

Мэгги тяжело опустилась на стул и взяла в руки письмо. Она несколько раз прочитала его и спросила, где оно лежало.

- На кухонном столе. Оно появилось совсем недавно.

- Не могло же оно появиться само по себе! Должно быть, его принесла сама Крессида. Вы искали ее?

- Конечно искали, Мэгги, - ответил Джеймс, удивляясь, как это не пришло им в голову, - но ее нигде нет. Здесь вообще никого не было.

- Как это не было? А Жанин? Где она сейчас? Может, она видела Крессиду?

- Она устала и спит, - ответила Гарриет.

- Устала?! - воскликнула Мэгги. - От чего она могла устать? Она вообще ничего не делала.

- Мэгги, конечно же, она устала. Она только вчера прилетела из Парижа, волновалась вместе с нами, и вообще она уже женщина в возрасте.

- Ну хорошо, хорошо, - сказала Мэгги, - но нам нужно разбудить ее и спросить о Крессиде. Может, она что-то видела или слышала.

- Мэгги, я думаю… - начал Джеймс.

- Джеми, мне неинтересно, что ты думаешь, - перебила его Мэгги. - Гарриет, пойди и разбуди Жанин. Кто еще есть в доме?

- Никого. Все уже уехали. Не видно ни одной машины.

- Что ты там мямлишь, Джеймс? Сюзи, дай мне стакан вина. Алистер здесь?

- Нет, он уехал в Лондон, - ответила Сюзи.

- Все понятно, - сказала Мэгги.

Джеймс бросил на жену встревоженный взгляд, но лицо Мэгги было непроницаемым.

Вернулась Гарриет и села возле матери, демонстрируя свое презрение Джеймсу.

- Жанин сейчас умоется и придет, - сказала она, - но она ничего не слышала.

- Мы должны оставить ее в покое, - сказал Джеймс, злясь на дочь за ее поведение.

- Это единственное, на что вы способны, - сказала Мэгги. - Вас ничто не волнует. Вам ни до чего нет дела, и в первую очередь тебе, Джеймс. Нет человека - нет проблем.

Джеймс почувствовал знакомый страх и вместе с ним некоторую надежду. Вот сейчас она что-то скажет, выведет их с Сюзи на чистую воду. Всю свою жизнь он только и делал, что ждал этого, но она молчала. И вот она сидит, как большая жирная кошка, и играет с ним, как с мышью, и, как всегда, заставляет его трепетать. Сколько раз ему хотелось выплеснуть ей все в лицо, заставить ее говорить, но он никогда не решался и, наверное, никогда не решится. Он предпочитает думать, что так ему будет легче, что он не может оскорбить Мэгги признанием, что пусть все идет, как и шло.