Все прошли в гостиную. Сыщик сбросил на кресло пальто и развернул сверток, при этом не спуская глаз с супругов:

— Итак, господа хорошие, маленький фокус!

На столе всеми цветами радуги заиграли алмазы, бриллианты, изумруды. Кипа ассигнаций и процентных бумаг была перевязана бечевкой.

Хайлов, кажется, на время потерял дар речи. Жеребцов с каждым мгновением делался все веселее. В очередной раз показав белозубую улыбку, повернулся к Беляевым:

— Какой суммы и каких драгоценностей здесь не хватает? Вы мне сейчас ответите на этот вопрос, а я со всей учтивостью поставлю последнюю сцену нашей кровавой трагедии.

Сыщик обратился к Хайлову:

— Ваше высокоблагородие, господин жандармский подполковник! У вас есть неповторимая возможность проявить смекалку: угадайте имя убийцы вашей бедной тети?

Хайлов тяжело плюхнулся в кресло, прорычал:

— Дворник, конечно!

— Ан нет! Беспомощную старушку, — Жеребцов сделал изящный жест в сторону Сусанны, — задавила подушкой эта очаровательная леди!

Эффект был потрясающий. Сусанна вскрикнула и, словно провинциальная актриса в душещипательной мелодраме, грохнулась на пол без чувств. Арсений, казалось, окаменел. Хайлов не мог произнести ни слова, только ошалело причмокивал губами.

Пожалуй, столь сложное дело еще никто не раскрывал за такое короткое время. С момента совершения преступления прошло менее суток, но все его участники оказались за решеткой. Более того: были обнаружены все украденные ценности. (Арсений назвал место, куда он с супругой спрятал свою долю: в цветочный горшок, стоявший на подоконнике их квартиры по Кронверкскому проспекту).

На другой день, выполняя обещание, Хайлов повел приятеля в ресторанчик. Попивая из запотевшего стаканчика водку, Жеребцов умерял восторги Хайлова:

— Сейчас увидишь, что все легко и просто. Я лишь обращаю внимание на пустячки, мимо которых иные сыщики легкомысленно проходят. Первое: как я догадался, что твоя тетушка задавлена подушкой? Когда я заглянул покойнице в рот, то на языке увидал у нее маленькое перышко. Именно такими набиты подушки в ее, извини, теперь в твоем доме. Далее, на слизистой оболочке губ я заметил кровоизлияния, произошедшие от прижатия губ к зубам. Это подтвердило мою догадку: на лицо надавливали сверху. Под ногтями правой руки Пискуновой я увидал нечто, напомнившее мне эпидермис человеческой кожи. Когда Сусанна душила жертву подушкой, та оцарапала ей кисть руки: полосы от ногтей я заметил еще утром, когда приглядывался к тем, кто окружал убитую. Эти полосы были совсем свежими. Профессор по моей просьбе провел микроскопическое исследование содержимого под ногтями, и я убедился, что эту метку оставила покойная.

— Изумительно! — еще раз с искренним восторгом произнес Хайлов. — Я долго ломал голову: как тебе могла прийти безошибочная мысль, что дворник запрятал сокровища в конуру?

Жеребцов расхохотался:

— Это, дорогой подполковник, было сделать проще всего. Во-первых, на снегу, который за конурой глубокий, ибо там никто не ходит, остался четкий отпечаток… самой конуры: как сказал бы архитектор, вид «заднего фасада». Стало быть, кто-то конуру клал на бок. Кроме самого Капитона, это никто сделать не мог. Обозревая пространство, я увидал следы собачьей оправки, которые отстояли на аршин дальше, чем собака могла бы достать, находясь на своем обычном месте. Я понял: поводок словно удлинился, когда Капитон положил конуру на снег.

— Но если бы шел снег, то эти следы замело…

— Эти бы замело, появились бы другие. Я люблю повторять слова своего великого учителя Аполлинария Соколова: «Нет такого преступления, которое российский сыщик не сумел бы распутать. Лишь бы ему не мешали да… платили побольше».

* * *

Был суд. На нем выяснилось, что все произошло довольно нехитро. Мысль задушить подушкой Пискунову пришла в голову Арсению Беляеву. Но в последний момент в нем заговорила совесть, и он отказался убивать. Тогда в спальню вошла Сусанна. Она набросилась на спящую старушку, придавила ее лицо. Но в слабом теле Пискуновой вдруг нашлись силы для борьбы. Она оттолкнула убийцу, оцарапав ей руку и громко вскрикнув. Сусанна вновь набросилась на беззащитную жертву и на этот раз довела дело до конца.

Но на шум пришел дворник Капитон. Сдавать в полицию убийц ему было незачем. Соучастники были уверены, что никто не докопается до истины. Капитон бестрепетно снял с шеи убитой ключ и влез в сундук. Драгоценности — большую часть, а также девяносто тысяч наличными и ценными бумагами забрал Капитон. Беляева довольствовалась тридцатью двумя тысячами и несколькими бриллиантами. Для отвода глаз в сундуке оставили несколько ювелирных вещичек и около двадцати восьми тысяч рублей.

Чеброва призналась, что всю ночь она дрыхла. И лишь утром, часов в семь, она заглянула в спальню хозяйки и нашла ее мертвой. Чеброва, как чуть раньше Капитон, сняла с шеи убитой ключ, открыла сундук и «поделилась» остатком денег: себе взяла восемнадцать тысяч, оставила около десяти. Затем сундук заперла, ключ вновь повесила на шею покойницы и побежала к Капитону: «Барыня скончалась!»

Когда дворник отправился в полицию, Чеброва решила поживиться столовым серебром, нагребла целый мешок, да была с ним поймана.

Беляевы до прихода полиции изображали спящих, хотя еще ночью Арсений сбегал на Кронверкский и спрятал чужое добро.

Суд присяжных восхитился работой полиции. Супруги Беляевы, дворник Капитон Комаров и мещанка Чеброва были приговорены к различным срокам каторжных работ.

Мы расскажем об удивительном событии, взволновавшем умы в самом начале прошлого, XX века. Эта история о возвышенных и низменных страстях, о женском коварстве, о кровавом преступлении и блестящей работе гения сыска — молодого графа Соколова, еще не успевшего перебраться из Петербурга в Москву и которому уже предстояло стать европейской знаменитостью.

Солнечным июльским утром на Офицерскую улицу Петербурга вкатилась легкая коляска, запряженная парой сытых резвых лошадей.

Извозчик, парень в поддевке, лихо крикнул:

— Тпру! — и остановил лошадей у парадного входа сыскной полиции.

Соскочив на тротуар, извозчик помог спуститься на землю даме лет под тридцать с развевающимися при движении пышными белокурыми волосами. На даме было надето элегантное платье в талию из узорчатого атласа. Высокую благородную шею плотно охватывал дорогой голубовато-фиолетовый аметистовый фермуар.

Нервно сжимая в руках цветастый ридикюль, дама мелкими стремительными шагами поднялась по мраморной лестнице на второй этаж и повелительно обратилась к дежурному офицеру в новом мундире с аксельбантами:

— Мне нужно видеть Платона Сергеевича. Скажите — срочно!