— Кто? Ты? — поразился Дюк.

— Да! — рявкнул Джейк. — Что не могу я заниматься просто чемнибудь! Что в какой-то момент и у меня могут опуститься руки!

По щекам лилось самым позорным образом. Проходившая мимо семейная пара с мальчишкой лет двух замедлила шаг, обернулась, но Д.Э. так зыркнул, что мальчишку схватили за руку и торопливо увели.

— А твое? — спросил Джейк и прокашлялся. — Твое дело по душе, оно какое?

— Ну, сэр, — Дюк улыбнулся, — что же вы такой тупой-то сегодня?

Д.Э. обозрел компаньона.

— Ты же поэтом хочешь быть, бестолочь кудрявая! — он вытер глаза рукавом и засмеялся. — Хороша мы с тобой парочка!

— Не поэтом, а писателем, — скромно поправил Дюк. — Поэт из меня паршивый, тебя, вон, только если развлекать. А чтобы быть писателем… тут, понимаешь, такое дело… Надо, чтобы было, о чем писать. А то будет из меня такой философ-зануда, как тот, лысый с «Калифорнии», помнишь?

Дюк вытянул ноги, скрестил лодыжки и обнял спинку скамьи обеими руками.

— Но я, дорогой компаньон, сейчас и не об этом тоже. Похоже, ты прав: сложилась твоя головоломка. Поэтому я сейчас сделаю тебе подарок. Назову это твое дело по душе.

Паузу, которая последовала за этим утверждением стоило продать в лучший из бродвейских театров. Дорого. Наконец, Д.Э. выдохнул.

— Вот эти ваши махинации, — сказал Дюк.

И поправился.

— Ну, то есть, я хотел сказать, наши. В жизни не видел у тебя рожи счастливей, чем когда ты проворачиваешь какое-нибудь безобразие.

— Но, — с большой осторожностью сказал Джейк, — ты же говорил: никаких краж?

— А кто говорит о кражах? — возразил Дюк. — Зачем нам красть, когда честных способов полно?

Компаньон спохватился и закрыл рот.

— Я боролся до последнего, — сказал М.Р.

— Не оправдывайся, сын мой, — Д.Э. на глазах приходил в себя. — Я отпускаю тебе грехи.

— Спасибо, падре.

Оба молчали. Птички пели, бабочки летали, кузнечики, а, скорее всего, саранча, пилили и пиликали.

Ну, красавец, — от хождений М.Р. туда и сюда некрашеные доски меблированной комнаты на Девисадеро страдальчески скрипели. — А теперь договаривай. Все рассказывай!

Он остановился перед компаньоном. На кровать был как попало брошен пакет с пирожными. М.Р. точно знал, что там сырное печенье, кокосовые пирамидки и мармеладные конвертики — но был неумолим.

— Давай-давай, — потребовал он. — Выкладывай, прощелыга.

— Почему сразу прощелыга?

М.Р. остановился.

— Сначала ты соврал мне про покер — это во-первых, — проговорил он. — Потом ни одного слова мне не сказал: мол, жаль двадцати баксов — это во-вторых. Значит, деньги еще есть. При том, что живешь ты в комнате на двоих — один, за шесть баксов с морды в неделю — это в-третьих. Сам отчего-то носишь школьные тряпки и никаких брюк, которые ты вроде бы так и не успел отдать в чистку, нигде нет — это в-четвертых, и наконец, потому, что ни цента тебе не заплатила твоя мадам — это в-пятых!

Дюк произнес все это на одном дыхании, но компаньон, вместо того, чтобы оправдываться, смотрел на него счастливый, как год назад в игрушечной лавке.

— Как про мадам догадался?

М.Р. остановился.

— Если бы она тебе заплатила, — сказал он, держа руки в карманах, — ты бы сказал так: «…получил столько-то и столько-то». Ты всегда так делаешь. А ты сказал: «получил то, что причиталось». Взбучку ты получил, а не жалованье! Что ржешь?

— Ладно, — компаньон с трудом взял себя в руки и перестал смеяться, но когда уже совсем было собрался продолжить свой рассказ, захохотал опять.

М.Р. вздохнул так, как, должно быть, вздыхали инквизиторы при столкновении с уж очень упрямой жертвой.

— Или ты сейчас расскажешь все, как было, — сообщил он, — или…

Конец фразы он проглотил.

— Так я и знал! — Дюк забегал по комнате, воздевая руки. — Ну, ведь кража, скажи? Кража ведь? Да хватит тебе ржать! Что натворил-то?

— Ну… — опять заладил компаньон.

Героическим усилием воли М.Р. подавил желание возопить ненормальным голосом и присел рядом.

— Ну…

Тут Д.Э. все-таки получил по носу и дело пошло веселее.

— Вы должны немедленно покинуть это место, — сказала мадам Гландау очень громко и очень внятно. — Немедленно. Вам принесут ваши вещи.

Д.Э. быстро спрыгнул с дерева и спрятал сигарету…

— А гонорар, мадам?

Лицо мадам изобразило любезную улыбку.

— «За достойное его вознаграждение». Вы не забыли?

Немедленно покинуть пансион не получилось. Комиссия Попечительского совета отбыла тотчас, не оставшись посмотреть ни кабинет машинерии, ни новейшие измерительные инструменты, ни кабинет естественной истории, ни даже музыкальную комнату, не говоря о комнате для оптических экспериментов. Начался крик, скандал, пришлось, как есть, в форменном белом костюме чесать на конюшню, запрягать Злыдня.

Ушастый Кокс грустно поправил очки.

— Этот был лучший, — сказал он.

Джейк чуть с ума не сошел, разыскивая саквояж, пока не вспомнил, что оставил его у компаньона в больнице. Мадам влетела на конюшню и забегала вокруг. Чем больше она кричала, тем больше выходила из себя, и чем больше выходила из себя, тем больше кричала, выкладывая весь запас слов, за которые собственноручно лупила учеников тем самым деревянным предметом, что висел на стене в кабинете. Обещала написать в Женевскую гимнасию гуманитарных наук, мистеру Браге и миссис Вандермюллер, пожаловаться в городское правление, написать в газету, и вообще клялась, что ни одно заведение больше не подпустит этого мерзавца, этого распущенного паяца на пушечный выстрел. Супруг ее бегал следом.

— Господи ты, Боже мой, — возмущался господин Гландау, — он даже запрягать толком не умеет! Вам тут не кабак, молодой человек! Воспитание детей — дело серьезное! И шутки здесь неуместны!

— Таких, как вы, — мадам яростно сдула с покрасневшего лица несколько выпавших из прически прядей, — нужно лечить медикаментами! Понимаете? Медикаментами!

Господин Гландау сгреб Джейка за шиворот, затолкал на козлы катафалка и издевательски прибавил:

— Счастливого пути!

Только в этот момент искатель приключений понял, что всетаки забыл собственный костюм в комнате.

— А потом? — спросил Дюк.

— Потом…