Гарольд Кварич был человеком на редкость простодушным и чуждым подозрительности, но он отнюдь не был простофилей. Он повидал мир, и, как и большинство людей, не раз сталкивался с подобными вещами. Он знал, что когда женщина в момент беды или опасности называет мужчину по имени, это потому, что она привыкла думать о нем и называть его по имени. Не то чтобы в этом было нечто особенное, но на публике она называла его исключительно «мистер Косси». «Эдвард» же был тем «единственным, кого она любила», и Эдвард был тайно помолвлен с Идой, и миссис Квест это знала.

Когда же мужчине, который не является ее мужем, выпало счастье или, скорее, несчастье, быть тем единственным, кого когда-либо любила замужняя женщина, и когда эта замужняя женщина узнает о его любви к другой женщине, более того о помолвке с ней, вполне очевидно, как размышлял Кварич, что в девяти случаях из десяти это знание разбудит в ее груди сильные чувства, которые в отдельных случаях близки к помешательству.

Впервые увидев миссис Квест в тот день, когда она и Косси были одни, он заметил в ней нечто странное, некую неестественную напряженность. Он вспомнил, как сказал ей, что она похожа на музу трагедии. Не было ли это выражением лица обезумевшей от унижения и ревности женщины, замыслившей некое страшное преступление? Как могло само выстрелить ружье? Он этого не видел и благодарил небеса за то, что не видел, ибо мы не всегда стремимся предать своих собратьев правосудию, коего они заслуживают, особенно когда это молодые и очаровательные женщины. Как же это случилось? Она явно разбиралась в оружии, судя по тому, как умело она обращалась с ружьем.

Возможно ли, что оно выстрелило само по себе или вследствие случайного касания спускового крючка? Возможно, но маловероятно. Тем не менее, такие случаи известны, и было бы крайне трудно доказать, что этого не произошло и сегодня. Если это было покушение на убийство, оно было исполнено очень умело, ибо никто не смог бы доказать, что оно не было случайным. Но возможно ли, что эта мягкая, красивая, с детским личиком женщина, воспользовавшись моментом, пустила в ход заряженное ружье, чтобы отомстить за свою ревность и обиды неверному любовнику? Увы, вопреки расхожему мнению, лицо отнюдь не является отражением качества души, и такое вполне возможно. Что до всего остального, то это не его ума дело.

К этому времени, когда он достиг замка, сквайр куда-то отлучился, но Ида была дома. Его провели в гостиную, и горничная отправилась на ее поиски. Вскоре он услышал, как шуршит ее платье, когда она спускалась по лестнице, и этот звук заставил его сердце затрепетать, ибо есть ли музыка более сладостная для нашего слуха, чем шелест платья любимой женщины?

– В чем дело? – спросила она, заметив обеспокоенное выражение его лица.

– Видите ли, – сказал он, – произошел несчастный случай… очень тяжелый несчастный случай.

– С кем? – испуганно спросила она. – Не с моим ли отцом?

– Нет, нет, с мистером Косси.

– Понятно, – сказала она, вздохнув с облегчением. – Зачем вам было меня так пугать?

Полковник хмуро улыбнулся этой бессознательной демонстрации ее истинных чувств.

– Что с ним случилось? – спросила Ида, на этот раз с выражением озабоченности.

– В него случайно выстрелили.

– Кто именно?

– Миссис Квест.

– В таком случае она сделала это намеренно… я имею в виду… он мертв?

– Нет, но я боюсь, что он умрет.

Они посмотрели друг на друга, и каждый прочел в глазах другого мысль, которая пронзила их мозг. Если бы Эдвард Косси умер, они могли бы пожениться. Они с такой ясностью прочли ее, что Ида сочла возможным ее озвучить.

– Вы не должны так думать, – сказала она, – это нехорошо.

– Да, это нехорошо, – согласился полковник, почему-то ничуть не удивившись ее проницательности. – Но, к сожалению, человеческая природа – это человеческая природа.

Затем он рассказал ей о том, как все произошло. Ида не сделала никаких комментариев, если не считать первых своих слов «она сделала это нарочно», которые вырвались у нее от неожиданности. Она понимала, и он тоже это понимал, что вопрос о том, почему выстрелило ружье, лучше не задавать. Безусловно, если Косси умрет, будет следствие, и тогда все дело будет внимательно изучено. Пока же ясно одно: Эдвард Косси, с которым она была помолвлена, получил огнестрельное ранение и может умереть.

Вскоре, когда они все еще разговаривали, с прогулки вернулся сквайр. Ему они также рассказали эту историю, и, судя по выражению его лица, он счел это дело довольно серьезным. Если Эдвард Косси умрет, закладные на замок Хонэм, как он полагал, перейдут к его наследнику, которым, если он не составил завещания, что было маловероятным, был его отец, старый мистер Косси, банкир, от которого, как мистер де ла Молль прекрасно знал, ему нечего ожидать. Это было довольно серьезно, особенно если принять во внимание, что все блестящие перспективы, в лучах которых он в течение нескольких дней грелся в надежде на то, что его семья вновь обретет под ногами твердую почву, более твердую, нежели то было в течение нескольких поколений, исчезнут, как дым.

Сквайр был не более приземленным человеком, нежели другие люди, но он лелеял в душе естественное желание увидеть, как положение их семьи вновь восстановится. Предполагаемый брак его дочери с Эдвардом Косси привел бы к этому наиболее полно, и так как в глубине души старик не доверял своему будущему зятю, сомневаясь, действительно ли тот – приемлемая пара для Иды, он не мог смотреть на крах этого союза безразлично. Пока они говорили, колокольчик возвестил ужин, и Гарольд поднялся, чтобы уйти.

– Может, останетесь и отужинаете с нами, мистер Кварич? – предложил сквайр.

Гарольд не знал, что ответить и посмотрел на Иду. Та даже не шелохнулась, но ее глаза сказали ему «останься», и он со вздохом уступил. Ужин прошел довольно меланхолично: сквайр был занят своими мыслями, Иде же было нечего сказать. Что касается полковника, то воспоминания о трагедии, свидетелем которой он стал в тот день, и всех ужасных подробностей, которые ее сопровождали, отнюдь не способствовали аппетиту.

Как только ужин закончился, сквайр объявил, что должен дойти до Бойсингема, чтобы узнать, как поживает раненый. Вскоре после этого он отправился в путь, оставив свою дочь и Гарольда одних.

Они прошли в гостиную, где говорили о посторонних вещах. Ими не было сказано ни единого слова любви… ни даже короткого слова, которое могло бы нести в себе теплое чувство, и все же каждое предложение, которое звучало из их уст, несло в себе послание, и было столь же обременено невыразимой нежностью, как пчела – медом. Ибо они глубоко любили друг друга, а глубокая любовь – это то, что влюбленным очень трудно скрыть друг от друга.

Для него было счастьем просто сидеть рядом с ней и слышать, как она говорит, наблюдать, как меняется ее лицо и как свет лампы играет на ее волосах. Ей же было приятно знать, что он сидит и смотрит на нее. Ибо самая прекрасная сторона истинной привязанности – это сопутствующее ей чувство идеального общения и покоя. Это чувство, которого не может дать ничто другое в этой жизни, и, подобно поднимающемуся облаку, оно открывает далекие белые вершины этого нерушимого покоя, который мы не можем даже надеяться обрести в нашем бурном странствии по миру.