– А если они переправятся в другом месте?

– Тогда мы попытаемся перехватить банду на обратном пути.

В случае обнаружения переправы банды посты должны были сообщить об этом условленным птичьим криком. Выдвинувшийся к месту переправы мобильный резерв должен был вступить в бой и уничтожить бандитов. План простой, но в данном случае было не до изысков. Правда, могли быть неприятные нюансы.

– А вдруг банда окажется слишком большой?

– Примем бой и пошлем за помощью. Для этого вашу лошадь специально и взяли.

– И как скоро эта помощь придет? – поинтересовался Гнатов.

– Часов через пять, не раньше.

Ответ Алекса не порадовал Сержа.

– Да за это время нас всех тут перебьют.

– Не перебьют. Ночью кто-нибудь обязательно уцелеет. Да и не по наши души они сюда идут. Им добыча нужна.

Серж уже открыл рот, чтобы задать следующий вопрос, но сделать этого не успел – где-то слева бухнул одиночный выстрел. Все замерли, будто надеялись, что это им только послышалось и можно продолжить сидеть дальше. «Началось!» – эта мысль мелькнула, когда Алекс уже отрывал зад от земли. И сразу возникло какое-то неприятное ощущение в животе.

– Вперед!

Теперь уже можно не таиться. Через равномерные промежутки хлестко била «шапсо», стрелок будто торопился выпустить весь боезапас. А вторая винтовка молчала. И это наводило лейтенанта на нехорошие мысли. Бандиты отвечали нечасто, но отвечали, не уходили, хотя понятно было, что здесь их ждали, значит, надеялись все-таки прорваться. К несчастью, в перестрелку вступил самый дальний пост, бежали до него минут пять, пока просвистевшая над головами шальная пуля не прервала забег.

– Стой! Огонь по вспышкам выстрелов!

Солдаты привычно залегли, первый же выстрел со стороны плавней вызвал целую россыпь выстрелов «шапсо». Бандитам это сразу не понравилось. Поняв, что к солдатам подошло подкрепление, они тут же отошли обратно в камыши, огонь с их стороны прекратился.

– Не стрелять! Прекратить огонь!

Стрельба прекратилась, остался только шелест камыша, колышущегося под легким ночным ветерком, дующим с гор. Солдаты замерли, настороженно выставив свои «шапсо». Гнатов торопливо вытряхивал из барабана револьвера стреляные гильзы, заменяя их патронами.

– Красов, жив?

– Я жив, господин лейтенант, рядовой Балясов.

– А Красов где?

– Тут он! Кажись, убили его.

Фелонов отыскал укрывшихся в небольшой ямке солдат, склонился над одним из них и вынес вердикт:

– Готов.

Алекс стянул с головы кепи, остальные охотники последовали его примеру.

– Где ваша фуражка, лейтенант?

– Слетела, когда стрельба началась.

Гнатов уже закончил перезарядку «гранда».

– Найдите фуражку лейтенанта!

Головной убор отыскался быстро. Лейтенант уже протянул руку, чтобы взять свою фуражку, но Алекс его опередил.

– Слетела, значит.

В дырку легко входили два пальца. На выходе бандитская пуля вырвала приличный клок материи. Магу вернул фуражку владельцу.

– Повезло. Буквально на дюйм ниже и…

Только взяв ее в руки, Гнатов понял, в чем дело. В темноте не было видно, как он побледнел. Но тут всех отвлек голос Фелонова:

– Есть один!

Второй труп обнаружился у самых зарослей камыша, куда никто сунуться не рискнул. Трофеями охотников стали два штуцера, два кинжала и длинноствольный капсюльный пистолет.

– Ждем до утра, – принял решение Алекс. – Вряд ли они сунутся здесь еще раз, кто его знает.

Утром на траве обнаружились новые пятна крови. Ивасов ковырнул одно из них.

– Много натекло, видать здорово гада зацепили.

Но раненых бандиты унесли с собой. Трупы бандитов прикопали тут же, своего убитого погрузили на спешно конфискованную в рыбацкой деревне телегу. Лейтенант Гнатов уже пришел в себя, даже пару раз пытался пошутить над своим безнадежно испорченным головным убором, но вся веселость его явно была наигранной. Под скрип плохо смазанных тележных колес охотничья команда тронулась в обратный путь.

По возвращении в Текуль Алекс отправился на доклад к командиру полка. Новославский попенял ему на очередную потерю, хотя чувствовалось, что делает он это исключительно ради проформы. Охотники уже завалились отсыпаться после бессонной ночи. Бодрствовали только дневальный, фельдфебель Грушило и, к удивлению Алекса, лейтенант Гнатов, который с ходу заявил:

– Мне нужно с вами поговорить.

Магу открыл дверь каморки, выполнявшей роль канцелярии. Едва закрывшаяся дверь отделила их от остальной казармы, как Гнатов выпалил:

– Я – трус.

Изумленный Алекс несколько секунд пытался понять, чем вызвано данное заявление. Потом с трудом поборол в себе желание послать Гнатова вместе с его проблемами куда подальше, глубоко вдохнул, но ничего лучшего не придумал и спросил:

– И в чем ваша трусость выразилась?

– Я испугался.

– Ну и что? Я тоже сегодня ночью испугался, но трусом себя не считаю. Садитесь, Серж. Садитесь, не стесняйтесь. Это ведь ваш дед командовал второй дивизией в бою у Сары-кале? Когда ему сообщили о приближении врага, он отказался отвести в тыл свой штаб. Напомните, что он тогда сказал по этому поводу?

– «С этого холма мне лучше видно».

– Совершенно верно, – кивнул Алекс. – А ваш отец в том бою возглавил контратаку резервной роты, когда второй батальон Старгородского полка драпанул с позиций.

– «Начал отход под яростным натиском неприятеля», – выдал официальную формулировку событий почти четвертьвековой давности Гнатов.

– Это уже детали, – отмахнулся Магу, – важно, что тогда эта атака позволила удержать люнет. Как вы думаете, страшно было капитану Гнатову, когда с одной ротой шел в штыковую атаку против двух османийских батальонов, пусть и неполных?

Лейтенант Гнатов только плечами пожал.

– Я думаю, – продолжил Алекс, – что ему было очень страшно, но он сумел свой страх побороть, и теперь все его считают героем. У такого отца сын не может быть трусом. По крайней мере, у него хватило храбрости признаться в этом.

– Но я…

– Представили, как разлетаются ваши мозги, выбитые той пулей? – бесцеремонно прервал собеседника Алекс.

– Да. До того момента, как я взял в руки пробитую фуражку, все казалось каким-то увлекательным приключением, я не понимал, насколько все это опасно.

– Настоящая храбрость не в том, чтобы совсем ничего не бояться, а в том, чтобы суметь преодолеть свой страх. Если же не получится и собственная шкура станет высшей ценностью, то вам лучше уйти из армии самому.