Последнее время ей нравилось неспешно прогуливаться здесь, выбеленные стены вызывали беспричинную радость. Впрочем, не только стены, но и восстановленные башни и даже зал Дракона. Звучное название для просторного и полного солнечных бликов помещения очень нравилось детям. Дай им волю, играли бы только там. Смотрели бы на поблескивающее море и вдыхали чуть солоноватый воздух. Обычно ей нравилось наблюдать за ними или вспоминать и без причины останавливаться в коридоре на втором этаже, но не сегодня.

Пробегавшие мимо служанки едва успевали приседать, когда она проходила мимо. Да, Варна заставила всех слуг, даже из людей Северного острова, следовать правилам, принятым в Ресляндии.

– Могу ли я помочь? – Кастелян остановился и протянул руки, чтобы взять у Эйслинг сундучок. Один из самых верных людей Корна оказался незаменимым человеком не только потому, что рано вставал. Правда, в этот раз его помощь была ни к чему.

– Я сама.

Сундучок с рубинами на крышке, с которым так любил когда-то спать дракон, весил точно меньше трехлетней малышки Гретты, а значит, Эйслинг могла с ним легко справиться.

Она стремительно вошла в комнату сына, поставила сундук на столик и открыла тяжелые шторы, чтобы впустить свет и воздух. В кровати под балдахином заворочались и застонали так, будто начались пытки.

– Уже утро, Ирвиг.

– Ну мам… – И опять стон, полный неприкрытого отчаяния.

– У меня для тебя кое-что есть.

– Настоящий меч? – заинтересованно спросили из-за балдахина.

– Не узнаешь, пока не проснешься.

– Точно не меч, – понял мальчик, но выполз из своей берлоги.

Светловолосый восьмилетний Ирвиг мог бы считаться копией отца, если бы не фамильный нос Терегилов. Но жизнь к мужчинам более милостива, и мальчику он шел. В будущем, считал Гундриг, девушки назовут такой нос самым верным признаком мужской красоты. Эйслинг из-за этого обычно хмурилась, а Ярвин почему-то очень веселился.

– Ну я же говорил. Не меч. – Ирвиг разочарованно указал на сундук с рубинами.

– Ты как-то у меня спрашивал, откуда появился дракон в нашем замке, помнишь? В этом сундуке было много бумаг и… – Эйслинг откинула крышку и достала исписанные листы, она постоянно откладывала их перевод, но, когда дошла до дракона, не могла спать. – Вчера ночью я расшифровала последнюю страницу. И теперь у меня есть полная хроника замка и даже письмо о драконе.

– Хроника? – скучающе поинтересовался Ирвиг. – Может, лучше еще раз расскажешь, как папа победил короля Дайру?

– Эту историю ты слышал много раз.

– Ну и что? Зато там папа призывал барсов и подружился с князем из-за моря. А Хитрый Лев не смог даже войти в Хилбор, хотя пытался дважды, чтобы забрать себе землю назад. И сам был вынужден сделать нашу провинцию независимой!

Эйслинг улыбнулась. В том, с каким жаром сын говорил о своей земле, очень многое было от Ярвина. И это по странной причине делало ее счастливой.

– Лучше тебе об этом расскажет отец.

– А может, историю, как Бурн дал тете Уне молнию? – не сдавался Ирвиг. – Уна не любит ее рассказывать, говорит, что о Бурне лучше просто так не вспоминать. А я хотел бы еще послушать.

– Лучше слушай Уну. Она знает о хранителях больше всех, и если говорит забыть о Бурне, так и делай. Можешь вспомнить о Мирте, она любит твоего отца и добра к нему.

– Ну да… Но молний у нее нет.

– Потому что твоему отцу они не нужны, у него есть барсы. Которые когда-то достанутся тебе.

– Еще неизвестно, – серьезно ответил Ирвиг. – Есть же еще Гретта, вдруг они уйдут к ней?

«Не дайте боги!» Почему-то девушку с барсами Эйслинг никак не могла себе представить. Она, возможно, становилась слишком мамой при разговорах о своих детях, но мечтала, что у них будет счастливая жизнь. Пусть сын унаследует силу Ярвина, с этим она еще могла смириться, потому что так заведено, но смириться тем, чтобы дочь страдала, не могла.

– Хватит грустить. – Эйслинг потрепала Ирвига по голове. – Нас с тобой ждет легенда о драконе!

– Так это легенда?

– О да.

Легенда о драконе

Записки Стиллиры, вечной принцессы Замка-на-скале

Кто-то скажет, что моя жизнь была счастливой, кто-то, наоборот, посчитает ее несчастной. Я же уверена, что сама выбрала судьбу. Да, я была мала и во многом не отдавала себе отчета, не видела, чем моя прихоть обернется в будущем, но выбрала сама. Меня никто не заставлял покупать дракона, кругом были щенки самых разных пород, котята любой расцветки, но я почему-то взяла его. Он умещался в ладонях и казался легче любой ящерки, что мы ловили в саду…

Стоит заметить, в те времена рядом с Замком-на-скале, пониже стены, прямо на холме, еще до моего рождения разбили сад с качелями и лесенкой на самое большое дерево. Огонек его потом сжег, но когда-то сад привлекал внимание всех жителей Хилбора, и особенно детей.

Прямо за ним у подножия холма существовал базар. Там всегда пахло сдобой и сладостями, хотя продавали все – от карамельных булочек до готовых башмаков. Здесь сидели гадалки и астрономы, а по праздникам приезжала из глуши какая-то престарелая ведьма. Сущая шарлатанка, даже бородавка на ее носу отклеивалась при чихе. А еще здесь бывали факиры, трубадуры и менестрели. Их я любила больше остальных.

Однажды я услышала одного певца. Менестрель исполнял очень грустные куплеты, и люди не задерживались рядом. Вполне вероятно, дело было не в стихах, а в пробирающем до костей гнусавом голосе. Но в мои десять он казался олицетворением сладкой печали. И я именовала его про себя «голосом гибнущей чайки», даже не подозревая, насколько была права.

Я сидела, самозабвенно слушала и не позволяла слуге меня увести. Хочу сказать, он бы и не смог, в десять лет у меня был на редкость противный характер. Порой я пускала в ход зубы и даже дралась. Когда менестрель закончил, осталась только я. Он подозвал меня к себе и спросил, не хочет ли малышка услышать удивительную историю о драконе. Менестрель долго говорил о жарких странах, рассказывал, как он ходил по барханам, а потом наконец приступил к главному. На юге, оказывается, драконы были в порядке вещей. Они жили на скалах, а детей выращивали в пустыне. А еще любили замки, из-за чего происходило много странных, иногда веселых, а иногда трагичных событий.

Меня это не интересовало, я хотела слушать о драконе и постоянно перебивала. Но вместо того, чтобы рассказать, менестрель показал. Наверное, хотел напугать, потому что даже крошечный дракончик выглядел опасно со своим гребнем на голове и шипастым хвостом. Только мне он понравился. Странный и не такой, как у всех. Я его, конечно, выкупила.

Моим родителям до меня не было дела. Потому о дракончике они долго не подозревали. А я с ним играла, как с котенком, и поила молоком. Но когда Огонек подрос, то стал походить повадками на собаку и таскать палки. С тех пор пришлось кормить его мясом. Когда мне исполнилось пятнадцать, он стал размером с хорошего пса и был мне по пояс. Только тогда родители обратили внимание, кто у нас живет, но ничего не сказали. В конце концов, дракон тогда еще не летал и не дышал огнем. Он вообще был очень смирным и послушным. Мы с ним вместе гуляли, купались в озере, я ему читала сказки и легенды. Поначалу с нами играли и другие дети, но постепенно Огонек стал расти и все больше пугал людей.