«Весна, — подумал Вячеслав Иванович Грязнов, — совсем весна. Прозрачная, чистая, хрупкая. А мы тут возимся со всякими…»

— Выпейте водички, — мягко предложил он Белле. — Так кричать — это кто угодно устанет. Вы же не сирена «скорой помощи». И не эта, как ее, испанская певица, ну, толстая такая…

— Монтсеррат Кабалье, — подсказала Белла, осушив поднесенный ей стакан. Голос ее был тих и влажен, но это был все-таки голос.

Впервые она заговорила в логической связи со словами сотрудника правоохранительных органов. Можно было торжествовать победу. Хотя факт, что Белла заговорила, немногое означал сам по себе.

— Все равно мне никакого удовольствия от Сергея не было. — Хлопнув стакан воды, точно стакан водки, Белла Садовник приободрилась и даже попыталась изобразить ослепительную улыбку, какой в былые годы приветствовала своих болельщиков. Улыбочка получилась кривая, а размазавшаяся вокруг губ алая помада придавала ей окончательную жуть, словно Беллу все-таки били по лицу. — Какое, по-вашему, для женщины может быть удовольствие от человека, который больше всего на свете любит родственников? Если хотите знать, он со мной реже виделся, чем со своей сестрицей. Я, честно говоря, начала думать, что между ними что-то есть… ну, вы понимаете… совсем не по-родственному. Нет, как будто бы не похоже. Зоя постоянно меняет любовников, неудивительно с таким муженьком, как Гена… Сергей ее просто любит, понимаете? Без секса, без всего, что там на Западе напридумывали, просто любит. Но вам, наверное, это скучно… Я это просто к тому, что я не так виновата, как вы думаете. Не такая уж я счастливая, какой со стороны казалась…

— Где Сергей держит заложников? — резко, не комментируя ее личные заявления, спросил один из людей в форме, который не представился.

— Заложников? Но я не знаю! — Глаза Беллы распахнулись, зрачки расширились. Неужели она врет? Возможно ли сыграть такое искреннее изумление? — Мне известно, что заложников похитил Сергей при помощи Антона, своего двоюродного брата, но больше я ничего не знаю. Не знаю даже, где скрывается Антон. Я могу дать любые показания, но того, что не знаю, сказать не могу.

Пауза помогла выявить то, что настырно чирикавший воробей улетел и автосигнализация отключилась. Комнату заполняло обыкновенное молчание. Совсем не весеннее, предельно официальное, служебное молчание.

— Не верите — проверьте меня на детекторе лжи, — рванула воротник Белла. — У вас не может не быть детектора, если они есть уже в любой фирме! Неужели вы полагаете, я могу быть в этом замешана? При чем тут я? Я — женщина! Я не стала бы истязать старика и ребенка!

На самом деле Белла со своим практичным умом сооружала новую стратегию. То, что милиция еще не разведала, где держат заложников, может стать шансом для нее. Обнаружив, что общак похищен, а Беллы нет, он, конечно, станет требовать и деньги, и Беллу, угрожая смертью заложников. Первой упомянув детектор лжи, она, с одной стороны, напрашивалась на неприятности, с другой — избавлялась от них: увидев ее искреннее желание пройти тест, детектор к ней применять не станут. Главное — хорошо играть, подольше притворяться. Ни в коем случае не предавать Сергея. Тем временем он придумает что-нибудь, чтобы вытащить ее отсюда.

Ведь, несмотря на то что Белла наговорила о привязанности Сергея к сестре (эти чувства непонятной силы и вправду раздражали ее), она не в состоянии была бы поверить, что он способен бросить ее на произвол судьбы. Этого просто не может быть!

Кроме всех этих очевидных обстоятельств Белла испытывала примесь иных чувств — в них не поверил бы никто из знавших ее. Внезапно ее охватил стыд. Ведь она в самом деле женщина, и она в самом деле помогала Сапину истязать старика и ребенка! Шутка с падением «мертвого тела» вдруг перестала казаться ей такой уж забавной.

— Хорошо, госпожа Садовник, — тяжело проговорил Вячеслав Иванович, — то, что вы сказали о привязанности Сергея Логинова к сестре, нам пригодится. А вы пока отправьтесь в камеру. Подумайте получше, освежите память. Может, и вспомните что-нибудь о местонахождении Ворониных. Учтите: это поспособствует смягчению вашей участи.

Белла постаралась испустить своим отдохнувшим горлом новую порцию визга. Однако визг по уровню громкости не дотягивал до предыдущего. Кроме того, ее уже никто не слушал.

24 февраля, 06.37. Зоя Барсукова

В разутревшее окно били прямые лучи солнца, пронизывая неплотные занавески с веселеньким узорчиком из эмблем советского Аэрофлота — серп и молот с крылышками. Зоя блаженно потянулась всем телом, упираясь подвижными пальцами ног в прохладную железную спинку кровати. Тело отзывалось мелкими покалываниями, стонами мышц и жжением кожи, особенно пониже спины, но это было приятно, как приятно бывает человеку хоть ненадолго вернуться в детство. Она отбросила все обязанности, она позволила себе то, на что никогда не считала себя способной: послать к черту обязаловку, работу, родителей и брата (о ничтожном муже не стоило и вспоминать), скрыться от всего мира, удариться в приключение с неясным исходом… Как же она боялась! Боялась, что Максим, не рассчитав насилия, может сделать с ней что-то непоправимое, но еще сильней — потаенно — боялась, что все, что она себе нафантазировала за долгие годы скрытности, не оправдает ее ожиданий… Оправдало! Впервые за то время, когда проснувшиеся гормоны непререкаемо заявили Зое о том, что она — женщина, ее тело и ее психика удостоились полной двусторонней связи: отдавая себе отчет в своих желаниях, она обживалась в них, приучалась их носить, как новую, неудобную, но волнующую одежду, как туфли на высоких каблуках. Мучительно, но и отрадно! Каждая клеточка ее ублаженного, получившего по полной программе тела пела о своей удовлетворенности.

Ублаженность телесная была настолько сильной и необычной, что начинала уже пугать трезвый Зоин разум. Она отдавала себе отчет, что с каждым часом становилась все ненасытнее: она перепробовала все, что могла перепробовать, и всего ей было мало. Что же дальше? Уж не подсела ли она на садомазохистские удовольствия, как наркоманка на иглу? Все, что произошло, начиная с первого настоящего знакомства с Максом, который захотел ее отшлепать, было чистым сумасшествием, имеющим очень мало соприкосновения с повседневной жизнью Зои. Как она в дальнейшем будет обходиться без всего этого — подчинения, ласковых пыток, инструментов, причиняющих боль, строгих, но тем более сладостных? А если она не сможет обходиться без этого, не единственный ли выход — Макс, Макс навсегда? У него свой бизнес, торговля компьютерами. Переехать к нему в Москву… Если Зоя сумела завоевать такое влияние в Сочи, в Москве она тем более развернется! Теперь борьба с подавляемыми желаниями не будет отнимать столько сил, потому что, когда желание сыто, оно затихает, как наевшийся зверь, и бороться с ним незачем…

Здесь ее мысль останавливалась, как стремительная лошадка перед глубоким обрывом. Макс ничего ей не предлагал. Между ними не шла речь о любви — только об удовлетворении сексуальных потребностей, которые у них, совершенно разных людей, случайно совпали. Такова природа: женщине требуется мужчина, мазохисту требуется садист. Верно, впрочем, и обратное… Но Макс был из тех господ, которые держат рабынь на расстоянии. Он не спал с Зоей в одной постели. На вилле каждый из них занимал отдельную комнату, соприкасаясь только в столовой и спортивном зале… или как там можно назвать эту милую комнатку, переоборудованную под зал наслаждений: Будучи так близка с Максом, как не была близка ни с одним из вторгавшихся в ее тело и жизнь мужчин, Зоя не узнала о нем больше, чем при первом контакте. Собственно, она вообще ничего не знала о нем!