Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Молоток не держали?… А как же тогда такую тяжесть на себе тащили? Вдвоём!!! Следы от повозки – шагов двести ниже отсюда.
– Значит, был как минимум третий, а может, и четвёртый…
Ратко осёкся, посмотрев на задумчивое лицо Спиридовича, и глаза его сузились:
– Ты говорил, что успел спросить и тебе этот раненый что-то успел сказать? Что?
– Я успел спросить «кто ты?» и «кто тебя послал?», но он успел сказать только одно слово.
– Какое?
– Фальк…
Историческая справка
Миномёт капитана крепостной артиллерии Романова – к головной части мины крепился бронированный 533-метровый провод, укладывающийся в деревянный ящик. Мина выстреливалась из обычной гладкоствольной двухпудовой мортиры образца 1838 года, в полете тянула за собой провод, подрыв осуществлялся подачей электроимпульса, причем взрыватель и провод были оснащены изоляцией от влаги. Правда, мортиры уже снимались с вооружения, но еще имелись в большинстве крепостей; переделки же под мины они не требовали.
В 1884–1888 годах в Усть-Ижорском саперном лагере провели испытания мин Романова – точность при стрельбе по фортификационным сооружениям на дистанции 426 метров оказалась вполне удовлетворительной. Летом и осенью 1890 года эксперименты продолжили в Кронштадте. 5 октября, в присутствии военного министра, выпустили четыре мины, причем одну в ров, наполненный водой, и одновременно взорвали – отказов не наблюдалось. 11 декабря Комиссия по вооружению крепостей заказала 400 мин, и летом следующего года их применили на учениях близ укрепления Новогеоргиевск. Кстати, тогда для корректировки артогня впервые использовали наблюдателей, размещенных на аэростатах.
Выпущенные из двух мортир 16 фугасов легли по фронту 500 метров в 320 метрах от укреплений «противника». Намеренно обрезали провод одной мины, но «диверсию» незамедлительно заметила прислуга коммутатора. Ночью из тех же мортир периодически стреляли осветительными минами, озаряя пространство площадью более 1700 квадратных метров, в том числе «затаившегося врага» – несколько сотен мишеней в виде солдат. Потом разом взорвали посланные «подарки» – диаметр средней по размерам воронки достигал 4,5 метра.
Увы, миномет Романова так и остался на вооружении одной крепости – Новогеоргиевска, а дальнейшие работы в этом направлении были прекращены.
Январь 1901-го. Тифлис. Дворец в Ликани
Александр Иванович Гучков[59] никогда не любил ждать. Его страстная деятельная натура ненавидела паузы, зато обожала активность и натиск. Общественник до мозга костей по призванию и экстраверт по натуре, представитель богатейших семей империи Гучковых – Боткиных – Третьяковых, финансист Александр Иванович каждым своим движением опровергал крылатую фразу «Деньги любят тишину». Его деньги тишину не любили. Может быть, потому, что он всегда считал их средством, а не целью.
Александр Иванович Гучков был как раз тем самым рычагом, с помощью которого Архимед обещал перевернуть весь мир. Неравнодушный и переполненный кипучей энергией настолько, что периодически срывало крышу, к 38 годам – именно столько ему стукнуло в 1900-м – он уже успел прожить жизнь, которой в начале ХХ века хватило бы на четверых.
Успел поучиться на историко-филологическом факультете Московского университета, где слушал лекции Герье и Ключевского. Оставшись неудовлетворённым качеством своего образования, отправился за границу, где изучал историю, государственное и международное право, политическую экономию, финансовое право и рабочее законодательство в Берлинском, Венском и Гейдельбергском университетах.
Находясь за границей, узнал про голод в России. Не закончив учебный курс, выехал в наиболее пострадавший от голода Лукояновский уезд Нижегородской губернии и возглавил организацию помощи голодающим, причём делал это настолько эффективно, что был замечен и даже награждён орденом Анны III степени.
Будучи избранным почётным мировым судьёй, товарищем Московского городского главы, а потом – гласным городской думы, занимался призрением бесприютных детей и страхованием наёмного труда. В тридцать три года он оказался на посту, которого другие добивались в очень зрелые годы. Казалось бы, радуйся и делай карьеру чиновника. Любому за счастье. Но только не Гучкову.
Узнав про резню армян в Османской империи, немедленно выехал в Турцию и собрал материалы, уличающие власти в потакании геноциду. Затем предпринял рискованное путешествие в Тибет и стал первым русским небуддистом, принятым далай-ламой. В 1898 году уехал на Дальний Восток, где поступил на службу казачьим офицером охраны на строительстве Китайско-Восточной железной дороги, но, вскрывая злоупотребления на местах, совершенно рассорился с С.Ю. Витте и подал в отставку…
Возвращался он обратно в Европейскую часть России не как все нормальные люди – с комфортом по железной дороге, а верхом, по населённым воинственными кочевниками территориям Китая, Монголии и Средней Азии. Вернувшись, узнал про англо-бурскую войну и, не задумываясь, рванул в Африку. Воевал на стороне буров. Был тяжело ранен в бедро и захвачен в плен, но отпущен англичанами, восхищенными его храбростью, в обмен на обещание больше не воевать в Африке.
С недолеченной раной воротился в Россию и практически тут же сорвался на Дальний Восток – там началось восстание ихэтуаней. Гучков решил, что действующая армия без него точно не обойдётся. Вот в Китае его и нашло личное приглашение великого князя Николая Михайловича прибыть «по делам государственной важности» в имение «Боржоми».
Две недели, проведенные за составлением подробных отчетов о замеченных в ходе англо-бурской войны инновациях, с предложениями о том, что из увиденного надо внедрить в отечественной армии, взбесили деятельного Гучкова больше, чем все расхитители КВЖД, вместе взятые. И только заботливая атмосфера, созданная в имении, и личное радушие великого князя, искренне интересующегося событиями в Африке, удерживали его в этой сонной дыре.
Слухи о покушении на императора в Баку привели собравшихся в княжеском имении ветеранов англо-бурской войны в страшное возбуждение. Целыми днями в салонах и гостиных, в садовых беседках и на прогулочных аллеях строились гипотезы и предположения, одно зловещее другого. Но в одном собравшиеся были едины – без коварной Британии дело не обошлось, а уж кто был исполнителем – не так и важно. Гучков не был так категоричен. Англия Англией, но и внутри империи хватало тех, кто почитал за счастье войти в историю, укокошив какую-нибудь значимую персону.
Когда же стало известно, что именно сюда – в Ликанский дворец – государь будет доставлен для восстановления здоровья после покушения, ветераны англо-бурской войны единогласно постановили сформировать добровольческую охранную дружину, которая возьмёт на себя заботу о безопасности его императорского величества, если царю будет угодно. А вот это уже было конкретное и серьезное дело, и Александр Иванович с удовольствием вместе с остальными ветеранами лазил по окрестным горам и ущельям, выставляя посты и секреты в наиболее удобных для терактов местах.