– Йен ведь не сделал ничего противозаконного. Лишь ударил раба.

– Или друга?

– Магнус так же спросил. Но закон знает точный ответ.

– А ты?

– И я. Только мое знание ничего не решает. Год спустя мы попали во Фризию… я убедился, что нельзя нарушать закон. Никому.

Пятнадцать.

Еще один день на краю. Прорвавшееся некстати воспоминание.

Или кстати?

Не следует забывать о долге. А Кайя забыл. И замок, предоставленный сам себе, гудит гневным ульем. Тайный Совет небось изошел на дерьмо.

А и плевать.

Нельзя бросать Изольду. Даже на минуту нельзя. Если отвернуться, выпустить из поля зрения, она умрет. Это безумная мысль, но сейчас Кайя она кажется совершенно логичной и единственно правильной. А чистые листы почти закончились.

Слова Кайя с трудом пробивались сквозь горячее солнце. И река отползала от меня, оставляя сухой раскаленный песок.

– Я вернулась, – сказала я, не оборачиваясь. Крепость. Настька. Солнце. – Я… мне так тебя не хватало.

– И мне тебя. – Настька держала в руках не ведерко – ту самую куклу с белыми волосами и короной. – Ты звала меня бежать, а я не послушала.

– Надо было позвать на помощь…

– Ты бы не успела.

Кукла очень холодная, и я прижимаю ее к груди, чтобы хоть как-то остудить раскаленное сердце. Дышать становится легче.

– Давай мириться, – предложила Настька, отставляя мизинец. – Цепляйся.

Мирись, мирись, мирись… и больше не дерись…

Мы никогда не дрались. Ругаться случалось, а драться – нет.

…а если будешь драться…

Кукольный лед плавится, вползая в сердце.

…то я буду кусаться…

Настька вырывает руку и толкает меня в воду. Брызги летят. Холодно… просто замечательно холодно.

Шестнадцать.

Жар спал. И сыпь побелела.

Во мне проснулся дед с материнской стороны, а он был неженка… при малейшем несчастье замирал, ничего не предпринимал, надеялся на лучшее! Когда при нем душили его родную жену, любимую, он стоял возле и уговаривал: потерпи, может, обойдется! Хороший мальчик!

Из трактата о роли наследственного фактора в формировании личности

Изольда спала.

Больше не было ни жара, ни сыпи. Истончившаяся кожа и проклятый неправильный сон, который был настолько крепок, что походил вовсе не на сон. Кайя боялся отойти от кровати, то и дело склонялся, но не позволял прикасаться, чтобы не разбудить. Он слушал дыхание, очень слабое, поверхностное. Ловил легкие, едва заметные, движения ресниц.

Он снова ничего не мог сделать, и чувство беспомощности оглушало.

В дверь постучали. Очень вежливо и очень тихо.

Урфин.

– Можно? – спросил он и получил разрешение.

Прежде разрешения ему не требовалось.

Когда все изменилось? И почему? Кайя по-прежнему готов убить за… друга? Раба? Изольда умеет задавать неудобные вопросы, прямо как дядя. Но дядя занят или, скорее, не способен подняться наверх. Он подарил Изольде браслет, а теперь она умирает.

И если умрет, то Кайя придется снова вытаскивать Магнуса, только вряд ли он сумеет, его самого бы вытащил кто.

– Тебе надо поесть. – Урфин принес хлеб, сыр и холодное мясо, которое он нарезал тонкими ломтями. Еще бы пожевал, заботливый. – Выпить тоже не мешало бы, но ты не согласишься.

– Что выяснили?

Вопрос, который задавался уже трижды, и ответ вряд ли изменится. Кайя следовало самому заняться поисками, но как было оставить Изольду?

– Ничего. Все спали. Проснулись с головной болью. И большинство думает, что я причастен к этому сну…

Пауза.

– А ты причастен?

– Нет.

Ему можно верить, вернее нужно. Если не верить, то ничего не получится. Только откуда у Кайя ощущение, что он пытается склеить разбитый щит. Зачем? В бою такой ненадежен.

– Садись. – Кайя указал на второе кресло. – Я знаю, что Хаот не подтвердил чужака. И если так, то ты – единственный маг здесь. Но я скорее поверю тебе, чем Хаоту. У них свои интересы.

Получилось грубо. И вроде бы по смыслу именно то, что надо было сказать, но Урфин отвернулся.

– У меня тоже, – сказал он, разливая вино по кубкам.

Садиться не спешил, опять видит приказ там, где его нет. Интересы у него… в портовых борделях все его интересы, и Кайя даже знает, в каких именно. Остальное все, что смысл имело, забросил.

– Не представляю, зачем тебе освобождать Мюрича. Или убивать Изольду.

Мясо безвкусно, как хлеб и вино. В еде пока особой необходимости нет, Кайя способен голодать гораздо дольше, но отказ Урфин примет на свой счет. И с Кайя хватит ссор.

– Седьмой день пошел. – Урфин отвел взгляд, как делал всегда, когда не желал огорчать.

Друга? Хозяина?

– Я знаю.

– Ей не становится лучше.

– И это знаю.

– Но и хуже не становится.

Равновесие. И Урфин молчит, понимая, что сказанного достаточно. Он выглядит неважно. Похоже, не спал несколько дней. Или пытался искать своими способами, но потерпел неудачу. Он часто терпит неудачи. Не слишком ли часто?

И эмоции прячет. Раньше не закрывался.

Нельзя сомневаться.

– В городе убиты трое. Двое работали на Магнуса. Один – на меня. – Урфин переводит разговор на безопасную тему. Тон деловитый, где-то злой. Хорошо, если ему так хочется, то Кайя будет держаться именно такого тона. – Удар стилетом в сердце. У двоих в горле нашли золотой. Я думаю, был и у третьего, но изъяли… золото – это всегда золото.

– Кем были?

По-хорошему надо бы спуститься. Наверняка тела все еще лежат в мертвецкой, прежде бывшей ледником. Помнится, поваров несколько расстраивала необходимость делить место между тушами и телами, которых порой скапливалось изрядно. Пришлось строить новый ледник.

– Ученик алхимика. Смышленый парень. Собирал на гильдийный взнос. Умел видеть. И слышать. Возможно, увидел что-то, чего не следовало бы…

Алхимические лавки и алхимические склады. Селитра. Сера. Уголь.

Порох?

Компоненты по отдельности не запрещены. Их незачем прятать. Разве что… не в качестве, а количестве? Поставки возросли, и это насторожило мальчишку. Решил узнать больше?

Надо бы проверить склады. Конечно, если там что и было, то уже исчезло.