Милдрэд быстро нашлась: ей намекнул Джоселин де Сей.

— А-а… — протянула Тильда. — Но вот что я вам скажу: мой жених лорд Мортимер неоднократно сражался с валлийцами, и он утверждает, что Черный Волк никогда не ходит с их бандами на англичан. Хотя и сражается на их стороне, когда на них нападают англичане. И он бы не повел людей из Поуиса сюда.

Закончив столь долгую для нее речь, Тильда ле Мешен опять погрузилась в себя, но Милдрэд была ей признательна за добрые слова о Гае, о котором в Гронвуде говорили только хорошее.

Опять потянулись дни, похожие, как близнецы: молитвы, работа, учеба, опять работа и молитвы, легкая беспечная болтовня перед сном. Теперь Милдрэд в основном трудилась в скриптории, раскрашивая страницы Псалтыря, заказанного женихом Филиппы де Кандос, который должен был скоро явиться за невестой. Правда, когда жених прибыл, оказалось, что он тучен, заикается и далеко не молод. Но сама Филиппа была в восторге:

— Иметь старого мужа — очень даже неплохо. Значит, он будет меня баловать, чтобы я его любила, но не станет слишком утомлять. К тому же лорд Уил Бьючемп при ходатайстве Херефорда смог стать шерифом города Вустера. Так что я вскоре сделаюсь очень знатной леди. Ах, какая жизнь у меня начнется после свадьбы!

Милдрэд молчала. Ее родители прожили в любви и согласии, и для себя она хотела такой же жизни. Поэтому отец и предложил ей одного из первых женихов Англии. Милдрэд не знала случая, чтобы супруги не ужились между собой, если равны были по положению и возрасту. Брак — это прежде всего договор, с помощью которого женщина приносит своему роду нужные связи и положение. Ее приучали к этой мысли с самого детства, и она считала это долгом любой знатной леди. Ведь и молоденькая Филиппа выходила замуж, повинуясь этому долгу. Милдрэд от души надеялась, что та, такая счастливая и нарядная во время венчания в церкви Девы Марии, будет счастлива и в дальнейшем.

— Ну вот еще одна из нас выпорхнула в объятия супруга, — с какой-то грустью вымолвила Аха, когда все они вернулись в садик монастыря. — А ты, милая Тильда, когда наденешь подвенечный наряд? Что-то твой распрекрасный жених не спешит к тебе.

Она старалась казаться приветливой, но в голосе ее проскальзывали злорадные нотки. Милдрэд еле удержалась, чтобы не оттаскать противную Аху за ее тонкие косички, особенно когда заметила, что темные глаза Тильды наполнились слезами.

Вскоре они узнали, отчего лорд Бьючемп так поспешил с женитьбой. В стране было неспокойно. Шли слухи, что сын императрицы Матильды готовится совместно с королем Давидом Шотландским вторгнуться в пределы Англии. Особой неожиданностью для всех стало то, что грозный владыка севера, граф Честерский, решил примкнуть к мятежникам и тоже отбыл в Шотландию. Стало известно, что и граф Херефорд готовится выступить на стороне анжуйцев и собирает войска в своих владениях. Так что для устройства семейных дел его преданным вассалам осталось мало времени — после некогда будет.

Верный королю Стефану город Шрусбери выслал полагающийся отряд копейщиков во главе с шерифом. Многие этого не одобряли, помня о недавнем набеге валлийцев. Оставалось надеяться, что неспокойные соседи не станут нападать, пока не состоится большая шерстяная ярмарка в Шрусбери. Война войной, а валлийцы блюдут свою выгоду и не осмелятся идти на разрыв отношений, в то время как надо сбывать руно своих овечек.

— Ты побывал у Гая, Артур? — спросила Бенедикта, черкнув что-то в длинном шуршащем свитке и подняв глаза на юношу. — Как там мой брат?

Она отправила Артура к Гаю, когда пошли все эти слухи о нападении на границе. И вот сегодня он уже вернулся, причем мать Бенедикта увидела его на ранней мессе, когда в церковь обычно приходят только пожилые женщины с ближайших улочек — самые усердные богомолки, старающиеся не пропускать ни одной службы. Но на этот раз за их молящимися силуэтами настоятельница увидела прислонившегося к колонне Артура и сделала ему знак зайти к ней.

Сейчас юноша сидел подле нее, затачивая гусиные перья для письма. Из раскрытого окна в комнату вливались солнечные лучи, освещая Артура, и настоятельница залюбовалась своим подопечным. Как он красив, думала она, как ему идет этот медово-золотистый загар. Ей нравились тени от его длинных ресниц, падающие на щеки, когда он вот так сосредоточивался, опустив глаза, и губы, изогнутые словно лук, — нежные и одновременно по-мужски твердые. Нравилось, как играет солнце на его длинных черных волосах, ниспадающих густой массой на плечи. Этот тонкий благородный нос, сильный подбородок… И он так похож на Гая…

— Вы о Гае спросили? — вскинул большие карие глаза Артур. — Он в замке Кос, где чувствует себя просто превосходно. Кстати, я узнал, когда наконец состоится его свадьба с дочерью принца Мадога. Это будет в день Лугнаса.

— О, наконец-то! — обрадовалась Бенедикта. — Однако, Артур, ты не должен поминать языческий праздник Лугнаса. Первое августа для всякого христианина — прежде всего день святого Петра.

— Но исстари в этот день кельты отмечали праздник урожая, или Лугнас, — подмигнул юноша строгой аббатисе. — Зачем забывать все старое? Все и так знают, что это и день святого Петра, да еще и начало шерстяной ярмарки в Шрусбери. Кстати, матушка, Гай передал, что набегов не будет. Принц Мадог даже наказал тех, кто, вопреки его воле, совершил рейд в окрестности Шропшира, ибо всем сейчас нужны мир и спокойная торговля. Кроме претендентов на английскую корону, разумеется.

Аббатиса пропустила последние слова мимо ушей.

— Хорошо, что Гай войдет в семью принца Мадога ап Мередида — у валлийцев свято кровное родство. И теперь Гай больше не будет считаться аллтудом[66], а станет самым настоящим валлийцем, за которого все эти парни будут стоять горой.

— О, наш славный Гай уже давно не аллтуд, — засмеялся Артур. — И проступающий под передником принцессы Гвенллиан животик может подтвердить его кровное родство с валлийцами.

Аббатиса резко встала, лицо ее побледнело.

— Он что?.. Обрюхатил эту валлийку?

— А почему бы и нет, если сама Гвенллиан не против? Поэтому принц Мадог и поспешил определиться с днем свадьбы. Да не волнуйтесь, преподобная матушка, Мадог не в гневе на Гая за Гвенллиан. Вы же знаете, как он его любит, и всегда готов был принять Черного Волка в свой род.

— Ты не понял, Артур! — взмахнула широким черным рукавом аббатиса. — Ведь если эта валлийка родит Гаю сына, то ты уже никогда не будешь иметь право даданхудд![67]

Артур медленно поднялся, лицо его было спокойным, но глаза остро сверкнули.

— Вы опять за свое! — Он бросил перед настоятельницей на стол зачищенные перья. — Зачем вы это выдумываете, Риган? — непочтительно назвал он аббатису ее мирским именем. — Зачем мучаете нас обоих — своего брата и меня? Гай мне не отец. И просто жестоко убеждать меня в обратном. Мне с лихвой хватило моих детских разочарований и слез, когда Гай сам объяснил, что я не его сын. Он не признает меня — и я смирился с этим!