Таким вот образом, с шутками-прибаутками, перемешанными с философскими цитатами и обильно сдобренными автобиографическими воспоминаниями, старослужащие мушкетеры снарядили своих оруженосцев в дальний путь и выпроводили за дверь. И сколь бы сильно Мушкетон, Гримо и Базен ни опасались врагов, собственных дедушек они опасались гораздо сильнее.

Вследствие этого трое молодых мушкетеров покорно выехали на Амьенскую дорогу и направились в сторону Кале, бросая прощальные взгляды на Париж, который, признаемся откровенно, они не рассчитывали более увидеть.

В полном соответствии с планом Атоса это произошло в семь часов вечера, когда до поздних июльских сумерек оставалось еще много времени. Это должно было позволить духам удалиться на приличное расстояние от столицы, пока ночь не заставит их сделать привал.

А в три часа утра, когда до ранних июльских сумерек оставалось совсем немного времени, Атос и Портос, Арамис и д'Артаньян попарно выбрались из города через Лавильетскую и Монмартрскую заставы соответственно и соединились в Пьерфите. Этому стратегическому маневру никто не помешал, и четверка друзей, устремленная вперед делом чести, направилась, подобно своим духам, в сторону Кале, но не по главной, столбовой, дороге, а по боковому проселку, соединявшему маленькие городки и деревушки, приютившиеся в стороне от пыли главного тракта.

Первые пять лье в силу близости столицы они миновали в полной тишине, настороженно озираясь по сторонам и выискивая признаки засады в сумраке, распластавшемся под каждым деревом. Засад им мерещилось великое множество, но, покуда рассветный полумрак не рассыпался по траве утренней росой, а роса вслед за тем не воспарила в небо, истребленная жаркими лучами восходящего солнца, ни из-под деревьев, ни из придорожных канав так никто и не выскочил наперерез кавалькаде. Из-за кустов так и не блеснула роковая вспышка мушкета, а с небес не ударила молния, призванная покарать наглецов, вставших на пути кардинала-протекциониста. Сочтя все это добрыми предзнаменованиями, в десять часов утра всадники сделали привал в маленьком кабачке, затерявшемся между двумя крошечными безымянными деревушками. Позавтракав и дав лошадям час отдыха, четверо друзей продолжили свой путь, с тем чтобы вечером того же дня прибыть в Ля-Корт и спешиться у дверей единственной на весь этот маленький городок гостиницы. Первый из многочисленных тостов, поднятых за ужином, был провозглашен за тактический гений Атоса. Да и как иначе: за весь день, прошедший в напряженном ожидании, не случилось ни единого происшествия. Все были живы и здоровы, находясь в полной готовности продолжить назавтра путь-дорожку.

Так они и сделали, поскольку ночь также не принесла никаких тревог, подарив спокойный сон и свежие силы. Предположение Атоса получило еще одно подтверждение. Видимо, все силы кардинальской гвардии действительно были брошены на главную дорогу, где сейчас совершали отвлекающий маневр молодые мушкетеры: Гримо, Мушкетон и Базен.

Ну или уже не совершали…

Это могло быть известно одному Богу, ввиду чего Атос, Портос, Арамис и д'Артаньян даже не забивали себе голову подобными мыслями.

Подобно первому, второй день тоже начался весьма успешно, и до обеда ничего заслуживающего внимания не приключилось. Как и накануне, мимо мушкетеров проносились поля и леса, мелькали городишки и деревушки. Под копытами клубился пыльный проселок, а солнце, поднявшись по правую руку от всадников, к полудню начало припекать их макушки даже сквозь шляпы.

Псевдогасконец, без малейшего энтузиазма воспринявший известие о предстоящем путешествии, понемногу освободился от мрачных мыслей и начал радоваться тому, что вырвался из смрадных теснин парижских улиц и получил возможность хотя бы несколько дней подышать свежим воздухом. Да и осмотреть Кале — крупную военно-морскую базу, игравшую на севере Франции ту же роль, что Марсель на юге, было совсем небезынтересно. День-два, пока они будут ждать Арамиса (коренной парижанин сказал, что парфюмерия — дело тонкое и секретное, вследствие чего по ту сторону Ла-Манша он отправится в одиночку), можно посвятить своим прямым разведывательно-диверсионным обязанностям.

Размышляя подобным образом, он гнал своего скакуна вперед, держась подле Атоса, когда за очередным поворотом показалась очередная деревушка, на окраине которой возвышался двухэтажный дом, всем своим видом намекавший на теплый камин, горячий окорок, доброе вино и прочие атрибуты постоялого двора.

Портос обернулся к ним:

— Обед?

Д'Артаньян смотрел на приближавшийся постоялый двор. Лошадей у коновязи не было, скопления пешего народа также не наблюдалось. Ну что ж, место подходящее, время тоже…

— Обед! — ответил Атос, проведший, очевидно, аналогичные наблюдения.

Подлетев к постоялому двору, мушкетеры остановились возле коновязи, и Портос, спешившийся быстрее всех, тут же разразился ругательствами.

Обернувшись к нему, разведчик увидел, что афроанжуегд брезгливо трясет ботфортом, пытаясь стряхнуть с него конские яблоки.

— Се ля ви! — усмехнулся Арамис, и все согласились, что жизнь действительно — дерьмо.

— Осторожнее, друзья, — сказал Портос, — тут этого добра несметное количество!

Оглядевшись по сторонам, д'Артаньян убедился в справедливости этого замечания: конские яблоки были рассыпаны возле коновязи в изобилии. И все как на подбор свеженькие, подумал псевдогасконец, ощущая, как в душе ворохнулось беспокойство. Что это? Следы крупного отряда, останавливавшегося тут недавно и уже отбывшего в нужную ему сторону? Или…

Так и не доведя мысль до логического конца, он вытащил из кожаных седельных кобур пару пистолетов и, пристроив их за высокие раструбы ботфорт, спрыгнул на землю, постаравшись сделать это осторожнее Портоса. Вторая пара пистолетов, как всегда, находилась у него за поясом.

— Д'Артаньян! Вы идете или нет? — окликнул его Атос с порога, и лазутчик поторопился, не забыв тем не менее скользнуть взглядом по сторонам.

Кругом было пусто.

Хозяин постоялого двора — высокий и неожиданно худощавый для человека, имеющего собственную кухню, мужчина лет сорока — пригласил гостей пройти наверх, сославшись на то, что в зале первого этажа идет ремонт. Окна там действительно были заколочены, и четверо путников, поднявшись по лестнице на второй этаж, попали в обеденную залу уважительных размеров. В зале имелся десяток столиков, причем заняты были всего три: за одним расположилась пара девиц, живо напомнивших д'Артаньяну… профессионалок из одного домика под красным фонарем в ремесленном квартале Женевы, а за двумя другими, придвинутыми друг к другу, — то ли пятеро, то ли шестеро мужчин, увлеченно обсуждавших что-то и не замечавших, казалось, ничего вокруг себя.

Успокоенные этим, мушкетеры заняли один из свободных столиков и, дождавшись обеда, набросились на него с азартом людей, нагулявших отменный аппетит на свежем воздухе. Поглощая жаркое, д'Артаньян с интересом прислушивался к беседе за соседним столом, сообразив вдруг, что ее центром является некий прорицатель, странствующий маг почтенного возраста, внимательно разглядывавший своих собеседников сквозь огромный кристалл мутно-зеленого цвета и рассказывающий всем желающим об их истинной сущности.