— Что угодно господам? — осведомился командир стражи.

— Шхуна «Анна-Мария» еще не отошла?

— Никак нет, сударь! Вон она стоит под погрузкой, освещенная.

Высмотрев в длинной шеренге темных судов, дремавших под покровом ночи, шхуну, скупо освещенную масляными фонарями, возле которой суетились люди и стояло несколько груженых телег, мушкетеры направились к ней.

Следуя за ними, д'Артаньян чувствовал, как боль в простреленной руке растекается, становясь все более жгучей. Скорей бы уж все закончилось, думал он. Ну да ладно, сейчас Арамис взойдет на борт, а они найдут хороший трактир с ужином, нет, пожалуй, сперва лекаря…

Боцманская матерщина — извечный аккомпанемент любой матросской работы от волжских портов до атлантических — далеко разносилась вдоль ночной набережной. Сумрачные грузчики, по всему видать вдохновленные сверхурочной работой, как гугенот — мессой, перекантовывали бочки почтенного калибра с пристани на борт шхуны, спотыкались в темноте, которую едва разгонял тусклый свет фонарей, и крыли последними словами близлежащее начальство в лице боцмана, отвечавшего им тем же самым.

Д'Артаньяну казалось, что стоит только прикрыть глаза, и память тут же унесет его на берега Вологды…

Туда, где плавное течение невеликой северной речки неспешно плетет волнистое кружево поворотов и излучин меж дремучих лесов и тенистых садов городских предместий. Где речное русло, круто изгибаясь перед куполами Софийского собора, омывает набережную Четвертой армии, а монахи Успенского Горнего монастыря спускаются по улице Ударников вниз к реке, покрикивая на подневольных своих батраков, что тащат наверх бочки с солениями, присланными из Кирилло-Белозерской обители…

— Куда претесь?! А ну стоять!

Приблизившись к шхуне, мушкетеры попали в конус света корабельных фонарей и в поле зрения боцмана.

— А ну стоять!!! — пуще прежнего взревел тот.

— Капитана! Живо! — в тон ему потребовал Атос.

— Еще чего… — проворчал боцман, перегнувшись через леерные ограждения юта и пытаясь рассмотреть, что за начальство свалилось на его голову в полночный час.

— Именем короля! — Атос распахнул плащ.

Золотое шитье камзола и оружейная сталь блеснули на свету, заставив морячка смягчить тон. Уж на что морской люд равнодушен к власти предержащей на суше, однако идти в лобовую атаку на королевскую гвардию, находясь в акватории королевского же порта, и боцману показалось чересчур, раз уж он решил табанить.

Поминая морских чертей и гугенотов, он прогрохотал по палубе, спустился вниз и пару минут спустя вернулся в сопровождении капитана.

— Если господа поднимутся наверх, нам будет легче объясниться! — немедленно предложил тот.

Мушкетеры спешились и, бросив поводья грузчикам, обрадованным нежданной передышкой, взошли по грузовой аппарели на палубу.

Притихший боцман проводил их на ют, где д'Артаньяна со товарищи встретил капитан — высокий, сухощавый человек, с головы до пят закутанный в черный плащ. Неспокойное ночное море шелестело под сваями пирса, обдавая берег противным сырым холодком, и псевдогасконец тоже плотнее запахнул плащ, беспокоясь за рану. Не хватало еще застудить.

— Шкипер Лартиг, — отрекомендовался первый после Бога на «Анне-Марии» и спросил: — Что угодно господам?

— Мушкетеры его величества короля Франции Людовика Тринадцатого!

Капитан поклонился, и даже боцман-грубиян, стоявший позади него, слегка качнул головой, обозначив почтение к королевскому величеству.

— Мсье! — Справедливо полагая, что он слишком долго оставался в тени широкой спины Портоса, Арамис выдвинулся вперед. — Во исполнение приказа его величества нам надлежит немедленно отбыть в Англию.

— Всем четверым, сударь? — уточнил капитан.

— Нет, только одному.

— Хорошо, сударь. Я готов исполнить волю его величества и доставить вас в Англию.

— Когда вы отходите? — спросил Атос.

— Часа через два-три, не меньше, сударь. Сами видите. — Он сделал широкий жест в сторону набережной и не разгруженных еще телег. — Груз принят не до конца.

— Прекрасно! — кивнул Атос.

— Если господам угодно, они могут спуститься в каюту и обождать отход внизу, а то здесь ветрено…

— Спасибо, мсье, однако мы проделали неблизкий путь из Парижа и хотели бы воспользоваться оставшимся до отхода временем, чтобы перекусить. И кроме того… — Атос умолк, несколько картинно откашлялся и продолжил: — Кроме того, не подскажете ли, где тут можно отыскать лекаря? Дорога была очень утомительной.

— Ваш покорный слуга, господа. — Шкипер поклонился, демонстрируя отменные манеры. — Мэтр Гийом проживает… — Он прервал сам себя: — Ах, да вы, верно, не поймете меня! Жан! — Он обернулся к боцману: — Покажи господам дорогу к дому мэтра Гийома, а то как бы они не заблудились.

— Я бы рад, сударь, но эти бездельники, — боцман махнул рукой в сторону грузчиков, действительно не проявлявших в его отсутствие ни малейшего трудового энтузиазма, — без меня вообще работать не станут! Может быть, лучше послать…

— Жан, покажи дорогу господам! — Капитан явно не намеревался вступать с подчиненным в дискуссию. — За бездельниками я присмотрю.

— Слушаюсь, сударь! — Боцман поклонился ему и обратился к мушкетерам: — Не угодно ли господам проследовать за мной? Я укажу вам дорогу к дому лекаря, а также трактир «Золотой якорь», где готовят отличное жаркое.

Поблагодарив шкипера за учтивость и договорившись, что за полчаса до отхода шхуны он пришлет в указанный трактир матроса предупредить их, мушкетеры, следуя за боцманом, спустились на причал и, взяв лошадей под уздцы, отправились на встречу с эскулапом, потребность в которой д'Артаньян ощущал чем дальше, тем сильнее.

— О господи! Меня сейчас стошнит!

— Мужайтесь, Арамис! Мужайтесь!

— Вам меня не понять, Атос! Это не лекарь, а натуральный отравитель!

— Удивляюсь я вам, Арамис! Можно подумать, до сих пор вы лечились исключительно швейцарским шоколадом.

— Боже милостивый! Но и не такой же отравой!

— Да успокойтесь вы, Арамис. Зато лекарь гарантировал, что не будет лихорадки. Портос! Портос, где вы?

— Да здесь я, здесь. — Чернокожий мушкетер, ведущий в поводу столь же черную лошадь, казался абсолютно неразличимым в чернильной черноте черной полуночи. — Понять не могу, где этот трактир?! Ведь где-то же здесь был!

— Конечно здесь! Только тогда там еще окна светились, — ответствовал Атос. — Да не топчись ты по моим ногам, скотина! — воскликнул он мгновение спустя.

— Чего-то я вас не понял, Атос! Это что же получается: если у меня другой цвет кожи, так я уже скотина?! Вот уж не подозревал, что вы, Атос, расист! Извольте дать мне удовлетворение, сударь! Шпагу наголо!