– Спасибо, – произнес он.

Я предложила ему сигарету из своего портсигара, и мы закурили.

– И после этого вы пошли по линии духовенства?

Он выпустил дым.

– После войны. Видимо, такую я на себя наложил епитимью. Но я не убежден, что это сработало.

– Вы уже решили, чем собираетесь заняться дальше?

Зажав сигарету в зубах и щурясь от дыма, Виктор покачал головой. Он взял из моих рук портсигар, открыл его, чтобы прочесть выгравированную надпись.

– Подарок от поклонника? – Он спросил это печальным голосом, но при этом шутливо подтолкнул меня локтем, после чего вернул коробочку.

Убирая ее в карман, я скромно ответила:

– Да, что-то в этом роде.

* * *

Мы с Виктором стояли в парадном вестибюле. Мы попрощались, я дала обещание сходить в церковь (хотя знала, что не сдержу его), а он сказал, что еще нанесет нам визит. Я придержала ему входную дверь. Он поднял взгляд на trompe l’oeil.

– Только сейчас вспомнил эту историю, – заметил он. И тут же потряс головой, словно пожалел, что заговорил об этом. – Спасибо за чай. Очень приятный день.

– Но теперь вы должны мне рассказать. – Я прикрыла дверь и вернулась вглубь вестибюля, тоже глядя вверх.

– Нет-нет, это ерунда.

Лицо у него выглядело уставшим, и я предположила, что он возражает ради моего же блага, полагая, что эту историю мне слушать не следует.

– Давайте же. Я хочу знать.

Он снова посмотрел вверх, повернувшись ко мне спиной.

– Это был молодой человек, – произнес он. – Единственный ребенок в семье. Возможно, племянник Доротеи. Как его звали – Чарли? Чарльз? Не помню точно. Он оттуда спрыгнул. Он только что вернулся с войны – с Первой мировой. И семья просто радовалась, что он дома, ведь тысячи других не вернулись. Он пробыл дома всего неделю или две. А потом забрался на перила и спрыгнул вниз. – Голос Виктора сорвался.

Мы молча глядели вверх. И тут снаружи раздался звук быстро приближающейся машины: промчавшись по каретному кругу, она резко затормозила у парадной двери. Мотор выключили, и еще до того, как дверцы открылись, мы услышали крики Питера и Кары: по-видимому, они опять ссорились. Мы с Виктором посмотрели друг на друга и отвели взгляд.

– А как же письменный стол? – возмущалась Кара. – Я думала, ты его собираешься отвезти в Лондон.

– Мне просто пришла в голову мысль, – говорил Питер, прибегнув к своему успокаивающему тону. – Чтобы у нее было на чем писать. Это временно.

– А портсигар? Ты, видно, собирался и его через неделю потребовать назад, да?

Отвернувшись от Виктора, я принялась разглядывать trompe l’oeil. Лицо у меня горело.

– Ради всего святого, Кара, – произнес Питер. – Это был подарок. Что тут такого?

– О, Фрэнни, – нарочито пробасила Кара, изображая его, – это просто глупая шутка, я решил, что тебе понравится.

В вестибюле мы с Виктором изо всех сил старались не смотреть друг на друга.

– О, Питер, – Кара с ужасными придыханиями пыталась повторить мой голос, – как чудесно. О, Питер, спасибо тебе.

Помертвев от ужаса, я задумалась, успею ли побыстрее вывести Виктора через голубую гостиную в обход портика, но тут парадная дверь распахнулась, и Кара с Питером увидели нас. Лицо Питера залилось краской, но глаза Кары вспыхнули, словно это мы виноваты – в том, что подслушивали.

– Мы говорили не о тебе, Фрэнсис, – процедила она. – Ты не настолько интересна.

Несколько мгновений все молчали, а потом мы с Виктором заговорили одновременно:

– Мисс Джеллико показывала мне павлинов на обоях в голубой гостиной.

– Преподобный Уайлд зашел на чашечку чая.

– Кара, – поприветствовал ее Виктор, исполнив долг вежливости. И, кивнув Питеру, направился к входной двери.

– Фрэнни… – начал Питер и протянул ко мне руку, но я вслед за Виктором вышла наружу и проводила его до ворот в верхнем конце аллеи, где он оставил свой велосипед.

– Мне очень жаль, что вам пришлось это услышать, – сказала я ему, пока он прикреплял зажимы над лодыжками.

– А разве вы сами не пожалели, что это услышали? – Казалось, он рассержен.

Мне вдруг захотелось как-то оправдаться за них перед Виктором, защитить их, хотя я знала, что, подражая моему голосу, Кара поступила жестоко и что ее слова слишком язвительны.

– Это так, смеху ради, – пояснила я. – Кара всегда любит всех поддразнивать. И Питер тоже. Они вечно шутят.

– Тот самый Питер, который вам вручил портсигар?

Меня обидел морализаторский тон, почудившийся в словах Виктора. Человека, который и сам совершал ошибки. И который теперь размышлял, не покинуть ли ему церковь.

– Это подарок, он же сам сказал.

– Не думаю, что пребывание в Линтонсе для вас полезно, мисс Джеллико. – На сей раз он более тщательно подбирал слова.

– Все нормально, – заверила я, зная, что он имеет в виду не Линтонс, а Кару с Питером.

– В самом деле?

– Кара не хотела сказать ничего особенного. Она просто иногда начинает ревновать. Как школьница.

– У нее имеются причины для ревности?

– Нет. Конечно нет. – Я знала, что краснею.

– Они состоят в браке. – То ли вопрос, то ли утверждение.

– Ну… – начала я.

– Я просто не думаю, что вам следовало бы влезать во что-то такое, откуда вы потом не сможете выбраться.

Он оседлал свой велосипед. Он явно хотел, чтобы я спросила его, какое же это может быть «что-то». Но я твердо решила не спрашивать.

– Они мои друзья, – заметила я.

Виктор поднял брови.

– Еще раз спасибо за чай, – поблагодарил он и закрутил педали.

Я смотрела, как он объезжает выбоины. Он катил по аллее, и его фигура постепенно уменьшалась.

* * *

Когда я вернулась в дом, Кара с Питером поджидали меня, сидя рядом на парадной лестнице, и вид у обоих был мрачный. Кара вскочила, едва я показалась из-за угла и мы увидели друг друга.

– Прости, – сказала она. – У нас с Питером вышел еще один дурацкий спор. Я злилась на него, а не на тебя.

Она подошла, чтобы взять меня за руки, но я сложила их на груди. Я посмотрела на Питера, и он кивнул.

– Конечно, тебе нужен письменный стол, – тараторила она.

За ними, на полуплощадке, где лестница делала поворот, стоял небольшой столик в стиле «французская дама», который до сих пор пребывал в их комнатах.

– Питер как раз собирается его отнести к тебе наверх, правда, Питер?