Капитан спецназа, слушавший их, снисходительно улыбался. Он окончил училище в Бишкеке и изо всех сил старался презирать «суеверия диких горцев». Его солдаты не улыбались. Они Есуй видели. Когда капитан вечером попытался пересказать услышанное, добавив собственные комментарии о «глупых суевериях», ответом ему была гробовая тишина. Солдаты смотрели в сторону, в землю, куда угодно, только не на него, а многие делали пальцами так, чтобы он не видел: чур, меня минуй. Вечером к капитану пришел его зам, командир первого взвода, и принес кусок свитой из конского волоса веревки, с одного конца обожженной, а с другого завязанной в тройной узел. Он сказал шепотом, что все понимает, перед солдатами, конечно, так и нужно, но вот, принес, кабы не случилось чего, пожалуйста, развяжите сами, а потом сожгите так, чтобы сперва загорелся необожженный конец. Капитан велел ему убираться, тот нырнул за дверь, но кусок веревки оставил на столе. Капитан, подождав несколько минут, схватил веревку и, ломая ногти, цепляясь зубами за вонючие, неподатливые петли, развязал узел. И сжег развязанную веревку в пламени зажигалки, морщась от смрада паленого конского волоса.

Когда Тура уехал, Есуй долго сидела и размышляла, глядя на долину внизу, на извилистую медленную реку в неглубоком каньоне, на высокую траву и белые гребни Алая. Жизнь, которую она уже посчитала своей, приросшей, прочной, снова выталкивала ее вовне. Теперь ее боялись все, даже Сапар, — а значит, она была врагом всем. Не этого ли она и хотела? Теперь ее приказа не смеет ослушаться никто. По крайней мере, пока она поблизости. Ведьма. Нечистое, опасное существо. Обреченное. Рано или поздно темнота вокруг сгустится и прыгнет — или болью в желудке после чашки кумыса, или выстрелом с дальнего склона.

Сапар слаб. Ему не хватает сил быть безжалостным. Его люди не верят ему. С Алая за ним не пойдут, даже если он пообещает горы золота где-нибудь за горами. Времена Чингиса прошли безвозвратно. Потомки его нукеров предпочитают жить прошлым, петь о нем у костров и привычно собирать дань с караванов, везущих дурь. Дани хватает на колготки женам и телевизоры, которые ловят здесь, в высокогорной глуши, только передачи со спутников. Хватает и на чашку водки, чтобы разбавить ею кумыс или чай, и на бензин. А что еще нужно хозяину стад? Ведь можно их расшевелить, столкнуть, — но как? За какую струну дернуть их провонявшие кизяком души? Припугнуть хорошенько? Но страх возвращается и поразит тебя же меж лопаток, в слепое беззащитное твое темя, в твою беспомощность. Но что тогда? Как быть? Уйти? Или — обрыв, гашетка, чека гранаты и тикающие секунды?

Сапар — мягкая глина, но вот он выскальзывает между пальцев, и сила оборачивается против себя самого, и ногти впиваются в свою же ладонь. Что делать? Что и как?

Есуй кусала губы, и широкая долина перед ней представлялась ей исполинским мешком, куда загнала себя она сама, и сама же натуго затянула горловину. Она сидела, пока телохранитель, робко кашлянув позади, не сказал: в долину едут те, кого она давно ждет.

У Сергея Андреевича, заместителя начальника отдела семнадцать дробь «В», выдался крайне неудачный день. С утра на совещании пришлось объяснять в присутствии начальства, почему провалилась операция с объектом «Ю» и куда подевались два сотрудника оперативного отдела, что вели операцию по захвату, а заодно — крупная сумма денег с резервного счета. Сергей Андреевич к объяснению подготовился заранее и произнес блестящую речь, тонко и искусно истолковав все свои действия. Мягко подтолкнул слушателей к выводу о том, что самые блестящие планы нередко разбиваются вдребезги о самую банальную некомпетентность тех, кто эти планы должен осуществлять. Да, да, кто бы подумал — блестящие специалисты, среди лучших в отделе. — Да не вы ли сами давали им рекомендации, Вадим Вадимович? — Кто бы подумал, что они злоупотребят доверием. Он, Сергей Андреевич, не сомневается, что в самом ближайшем времени они обнаружатся где-нибудь в Гонконге, а, может, в Англии или США. Объект оказался очень опасным, но сейчас, увы, его, скорее всего, следует признать безвозвратно потерянным. Сергей Андреевич скорбно развел руками. Да, я виноват, что верил им. Но если не верить людям, то как же работать? Сергея Андреевича слушали с неподдельным интересом, кивали, — и на свое место он уселся с приятным чувством победы — нелегкой, но заслуженной. Потому следующие полчаса совещания были для него особенно неприятны. Сперва незнакомый сухопарый майор в крохотных очечках на кончике носа сообщил, что труп одного из пропавших сотрудников нашли не где-нибудь, а на горной дороге в Таджикистане. А неподалеку, за несколько часов перед тем, кто-то разгромил базу местного погранотряда. Перебив весь персонал. Сотрудник этот имел немалый опыт деятельности в этой самой Средней Азии, и об этом его, сотрудника, опыте и проблемах, с ним сопряженных, Сергей Андреевич никак не мог не знать. Равно как и о некоторой, скажем так, психической нестабильности второго сотрудника, вернее сотрудницы, избранной Сергеем Андреевичем. Потому допускать оную сотрудницу к участию в оперативных мероприятиях, мягко говоря, не рекомендовалось. Она в последнее время была исключительно на разработке. И неплохо справлялась. Подобное подобным, как говорится. Еще двое выделенных Сергею Андреевичу оперативных работников оказались в больнице после того, как, согласно полученным инструкциям, спровоцировали у объекта истерический припадок. Вскоре после чего он, Сергей Андреевич, спешно покинул Новосибирск, бросив попавших в больницу на произвол судьбы, и даже не распорядившись о наблюдении за ними. В результате один из пострадавших исчез сразу после выписки, и местонахождение его неизвестно до сих пор.

А потом зашла речь о вещах уже и вовсе неприятных, и Сергею Андреевичу пришлось объясняться вторично, импровизируя на ходу, и не совсем, кажется, удачно. А когда совещание закончилось, Сергея Андреевича попросили остаться. И вот тогда… Сергею Андреевичу и вспоминать об этом не хотелось. Так на него не кричали уже очень давно. Крик — это еще полбеды. Орать на подчиненных с некоторых пор стало модой, приползшей с самых верхов. Но вот когда на стол швырнули измятый листок с цифирью… Сергей Андреевич подумал, что участок в сосновом лесу за Дроздами придется продать. И уже заказанную в Голландии партию черепицы. И новый «чероки». Да и прежняя дача в Вязынке… что уж тут говорить. И ведь никакой гарантии, что отпустят, ободрав как липку. Ни-ка-кой.

Возвращаясь домой, был погружен Сергей Андреевич в свои мысли и потому неосторожен. Впрочем, помогли ли бы ему тут всегдашние его осторожность и наблюдательность — еще вопрос. Но работу тех, кто за ним шел, он облегчил.

Около шести вечера, когда Сергей Андреевич, оставив личный «вольво» на хорошо охраняемой автостоянке у нового ведомственного дома на проспекте Машерова, задумчиво шагал по дорожке, ведущей в еще лучше охраняемый подъезд, его ребра неожиданно ощутили твердый холодный предмет. Сергея Андреевича негрубо, но крепко взяли под руку и тихо шепнули на ухо: «Пройдемте. И пожалуйста, без фокусов». Но фокусов у него и в мыслях не было. Его мысли разбежались, как стадо кроликов, во все стороны сразу. Его, холодеющего и вялого, будто сонная рыба, двое улыбчивых, хорошо одетых и совершенно незнакомых людей проводили по другой дорожке к джипу, в каких ездит обыкновенно личная президентская охрана, и аккуратно впихнули внутрь.