* * *

Пир, который кают–компания устроила в честь капитана, оказался едва ли не обильнее вчерашнего. Он получился не столь пышным — из–за текущего статуса «Сюрприза» как «наемного корабля его величества», вне списков флота, кают–компания выставила оловянную посуду, кроме ложек и вилок, но кок кают–компании известными лишь ему одному способами сохранил все необходимое для прекрасного пудинга на сале, известного на флоте как «утонувший младенец». Хорошо известно, что это любимое блюдо Джека Обри, и внесли его под аплодисменты на тщательно выскобленной крышке бочки. Еще одно отличие между прежним «Сюрпризом» и наёмным «Сюрпризом» — нет шеренг вестовых, по одному за стулом каждого офицера.

Во–первых, нет морской пехоты или юнг, основного источника вестовых, а во–вторых, подобное противоречило бы текущему духу команды. Меньше великолепия, блюда подавали медленнее, зато беседа оказалась куда менее сдержанной. Когда даже Киллик и стюард кают–компании ушли, Джек, багровый от сытости, окинул взглядом стол, улыбнулся его хозяевам и спросил:

— Не знаю, джентльмены, заходил ли кто–нибудь из вас в Сидней до того?

— Нет, — ответили ему, — не заходили.

— Доктор и я побывали здесь несколько лет назад, когда я командовал «Леопардом». Время было нелегкое — недоразумение между губернатором Блаем и солдатами, так что мы всего лишь получили те жалкие припасы, что военные нам выделили, и отчалили. Но на берегу я провел достаточно времени, чтобы составить общее впечатление, и оно оказалось очень мерзким. Местом заправляли армейские, и, хотя некоторое время спустя тех, кто сместил губернатора, на время поставили в угол, насколько я слышал, дела обстоят в основном по–прежнему. Поэтому я расскажу о том, что там обнаружил, и что, рискну предположить, вы все еще обнаружите на берегу. Ничего не скажу об адмирале Блае и его разногласиях с армией. Но скажу, что даже отбросив эти споры, я никогда не встречал солдата, который бы не относился плохо к морякам. Я нахожу их слишком пышно одетыми, недокормленными, негостеприимными, склочными людьми. Я знал, что армия не очень–то задумывается, кто покупает звания в новых полках в глубинке, но все равно увиденное меня поразило. Они практически монополизировали торговлю, создав уничтоживший конкуренцию картель. Они забрали себе всю хорошую землю, которую обрабатывают с помощью бесплатного труда заключенных. Из этих краев они выжимали все, что можно. Но бесконечно хуже всего, хуже коррумпированной торговли с правительством по ценам, будто при голоде, это то, как они обращались с несчастными заключенными. Довелось мне побывать не на одном плавучем аду, и от них сердце болит, но ни разу я не видел ничего похожего на жестокость Нового Южного Уэльса. Порка в пятьсот ударов — пятьсот ударов! — обычное дело. За то короткое время, что я там был, двоих засекли до смерти. Рассказываю вам об этом, потому что эти типы чертовски хорошо знают: новоприбывших все это шокирует, они считают местных мерзавцами. К этому здесь весьма чувствительны, склонны все принимать как оскорбление, и вы легко можете оказаться перед вызовом на дуэль из–за пустякового замечания. Поэтому мне кажется, что отстраненная вежливость лучше всего. Только официальные приглашения, не более. Здесь, наверное, никого нельзя обвинить в недолжном поведении, но ссора с мерзавцем — все равно что тяжба с голытьбой. Решается все жребием, справедливости в обоих случаях нет. И если вы ничего не приобретете, то он ничего не потеряет.

— Вы сказали про тяжбу, сэр? — уточнил Уэст.

— Да, именно так. Что я на самом деле имел в виду, так это то, что подлец может навести пистолет не хуже достойного человека. Гораздо лучше избегать подобного столкновения. Был тут один выскочка по имени Макартур. Он вогнал пулю в плечо полковнику Патерсону, хотя Патерсон — офицер, каких только пожелать, а тот — прохвост.

— Я встречал Макартура в Лондоне, — заметил Стивен, — его там судили на заседании военного трибунала. Конечно же, его оправдали. «Саутдаун» Кемсли, с которым он переписывался по поводу овец, привел его на обед в клуб Королевского общества. Шумный, самоуверенный и заносчивый тип. Поначалу чрезвычайно официальный, потом — чрезмерно фамильярный и полный непристойных историй. Он хотел купить королевских мериносов и предложил встречу сэру Джозефу Бэнксу, отвечающему за поголовье. Но сэр Джозеф, поддерживающий тесные контакты с колонией, получил такие доклады о его недоброжелательности, что отказался его принять. Полк его известен как «Ромовый корпус», поскольку ром составлял первое основание их торговли, богатства, власти, влияния и коррупции. Думаю, сейчас, после прибытия губернатора Макквайра с Семьдесят третьим полком, настали перемены. Но старые офицеры «Ромового корпуса» все еще остались в администрации или же сидят на огромных наделах хорошей земли, которыми они сами себя пожаловали. К сожалению, они более или менее и управляют этой страной.

Обед не закончился на этой мрачной ноте: завершили его веселой песней. Но завтрак на следующий день оказался мрачным, несмотря на то, что вдоль всего западного горизонта отчетливо виднелся берег Нового Южного Уэльса, а лоцман уже поднялся на борт. По обе стороны кофейника стояла совершенно непривычная тишина. Джек выглядел пожелтевшим, отечным, желчным. Он не стал утром плавать, а его глаза, обычно ярко–синие, побледнели до устричного цвета, под ними образовались мешки. Дыхание у него было дурное.

— Доктор же не напился, или как? — спросил Бонден Киллика в закутке, где Киллик молол зерна для второго кофейника.

— Не, не пил. Но лучше бы напился. Так хоть было б понятно, с чего он такой вспыльчивающийся. Не знаю, что на него нашло — обычно он всегда говорит мягко.

— Он так шлепнул Сару и Эмили, что те снова заревели, и довольно грубо одернул Джо Плейса, когда тот задом наперед в него врезался на форкастеле: «Ты что, не видишь, куда прешь, Боже порази твои глаза и ноги, толстожопая докерская шлюха?» Ну или что–то в этом роде.

— Вот что я тебе скажу, Стивен, — прервал Джек затянувшуюся тишину. — Не думаю, что черепаха в кают–компании была совершенно свежей.

— Чушь, — отрезал Стивен. — Никогда раньше не бывало столь здоровой, чистой рептилии. Проблема в том, что ты ел слишком много, как сделал и позавчера, и как ты по привычке делаешь всегда, когда есть, что съесть. Я тебе снова и снова повторяю — ты сам себе могилу зубами роешь. Сейчас ты страдаешь от полнокровия, банального полнокровия. С симптомами я справлюсь, но лежащее за ним потакание своим прихотям вне моих пределов.

— Пожалуйста, разберись с ними, Стивен. Мы бросим якорь после полудня, если ветер нас не подведет. Губернатор наверняка попросит нас отобедать завтра, а так, как я себя чувствую, я не могу предстать перед полным столом.

— Тебе, разумеется, придется принять лекарство, и оно привяжет тебя к нужнику на большую часть дня и, наверное, ночи. Страдающие ожирением типы всегда медлительны в вопросах работы кишечника.

— Приму все, что скажешь. Чтобы очистить и переоснастить корабль без потери времени, нужно быть в приемлемо хороших отношениях с властями. А чтобы быть в приемлемо хороших отношениях с властями, нужно радостно есть их еду и пить их вино, будто ты ими наслаждаешься. Сейчас же даже мысли о чем–то кроме сухаря, — Джек держал в руке кусок, — и слабого черного кофе заставляют мою глотку бунтовать.