– Эдди как он есть. Всегда хотел урвать лишний кусок торта, лишнее право хода в игре. Но он также знал, что все это, – широким жестом Беа обводит дом, окрестности, возможно, всю их жизнь, – принадлежит мне. Не мог же он допустить, чтобы я развелась с ним теперь, не так ли?

– Тогда почему он не убил и тебя тоже?

Мне кажется, что у меня хорошо получается выглядеть спокойной, но сердце бешено колотится, потому что на самом деле я очень волнуюсь. Все, что Беа говорит, – неправда. Она хорошая лгунья, надо отдать ей должное. Она определенно врет лучше, чем Эдди.

Но я умею различать, когда мне лгут, и ничего в словах Беа не сходится.

Наклонившись вперед, Беа складывает руки на столе, рукава ее пижамы задираются, открывая тонкие, изящные запястья.

– Я сама не могу этого понять, – признается она. – И поверь мне, у меня было достаточно времени на размышления. Полагаю…

– Он любит тебя.

Я ощущаю горечь во рту от этих слов. Потому что, хотя история, которую рассказывает мне Беа, не имеет смысла, каким-то образом любовь Эдди к ней… все объясняет. Он любит ее. Их отношения, какими бы они ни были, испортились и изменились, а Эдди умел быть безжалостным. Я вспоминаю, как он вел себя с Джоном. Если бы он считал, что Беа стоит у него на пути, по-настоящему ему мешает, то, без сомнения, убил бы ее.

А она до сих пор жива.

Беа смотрит на меня и на короткий миг уже не кажется такой уверенной. Она не ожидала такого ответа. Опустив взгляд на стол, через мгновение она поднимает голову и пожимает плечами.

– Возможно. В любом случае, это все, что я могу рассказать: он убил Бланш, инсценировал мою смерть, а затем держал меня взаперти в этом доме, как героиню какого-то проклятого готического романа, пока соблазнял наивную молодую женщину, которая выгуливала его собаку. Что скажешь?

Она вскидывает бровь. Я делаю долгий, неторопливый глоток вина.

– Думаю, это похоже на правду.

– Но тебе это не нравится.

Не нравится. Я не хочу быть печальной наивной девушкой, идиоткой, купившейся на красивого мужчину и огромный банковский счет. Жертвой. Я откидываюсь на спинку стула и смотрю на Беа: возможно, это из-за вина, но сейчас она уже не кажется такой бледной и даже с растрепанными волосами и одетая в пижаму выглядит достаточно… утонченно.

– Почему ты больше не волнуешься? – задаю я вопрос, и она через стол встречается со мной взглядом. У нее красивые глаза, большие и темные, ресницы выглядят густыми даже без туши.

– А ты почему не волнуешься? – парирует она. – Ты только что узнала, что человек, которого ты любишь, убийца, а его мертвая жена жива. Любая бы на твоем месте слегка всплакнула и покричала.

Я не отвечаю, и она продолжает:

– Знаешь, что я думаю? Думаю, есть причина, по которой Эдди влюбился в нас обеих. Нет, – Беа жестом пресекает мою попытку возразить, – он искренне заботится о тебе. Иначе он не рискнул бы впустить тебя в свою жизнь. Но я думаю, что мы очень похожи, Джейн.

– Меня зовут не так, – возражаю я, не успев подумать, и она улыбается.

– Меня тоже зовут не Беа.

– Я знаю. Трипп сказал.

– Чертов Трипп, – вздыхает она, закатив глаза.

Я едва могу удержаться от смеха, потому что прекрасно понимаю ее, но все равно в происходящем есть нечто очень… неправильное. Беа слишком спокойна, слишком собрана, слишком контролирует себя для женщины, которая пережила самое страшное, что я только могу себе представить.

Затем она наклоняется вперед.

– Эдди говорил, что ты совсем не похожа на меня. Я так не считаю.

Я смотрю, как Беа сидит во главе стола, как королева, врет и не краснеет, и понимаю, что это ее единственные правдивые слова.

– 36 —

Он любит тебя.

Не знаю, почему эти слова, сказанные Джейн, так поражают меня. Возможно, потому, что Джейн меньше всех заинтересована в том, чтобы это оказалось правдой.

Но Джейн – хорошая лгунья.

Я могу это определить, глядя на нее, как и могу сказать, что она совсем не та девушка, за которую ее принимал Эдди. Та девушка не разбила бы ему лицо серебряным ананасом, а затем не сидела бы здесь с его женой, – по слухам, утонувшей в озере, – и не пила бы вино. Она мне нравится так сильно, что я почти сочувствую Эдди, который не смог разглядеть ее с этой стороны. Возможно, ему бы это тоже понравилось. А может, он и видел эту ее сторону; возможно, как бы ему ни было неприятно это признавать, Эдди понимал, что мы с Джейн схожи, что именно это привлекло его в ней в первую очередь.

Она делает еще глоток вина. Миниатюрная, бледная, волосы выкрашены в нечто среднее между блондинкой и шатенкой, что не особенно ей идет, а одежда похожа на слабое подобие нарядов остальных женщин в этом районе. Возможно, этого хватило, чтобы одурачить Эдди, но ему следовало просто посмотреть ей в глаза. Они полностью выдают ее.

Например, она спокойно сидит и слушает, кивая мне, но ее глаза лихорадочно блестят, и я уверена, что она не купилась на мою историю о том, что «на самом деле произошло» – как Эдди завел роман с Бланш, потом убил ее, запер меня, подставил Триппа. Я сделала ставку на то, что она считает Эдди умнее, чем он есть, но, возможно, это был просчет.

На самом деле, глядя на нее сейчас, я вспоминаю Бланш. Ее поведение после похорон.