Раиса перекрестилась, минуй Господь такого! Что она напраслину наводит на внучку! И еще одно ее успокаивало: Анатолий вроде и не мужик, к бабам совсем обравнодушнел. Раньше, бывало, придет и все ж к Ритке пристает. А теперь глаза у него рыбьи, без всякого блеску…

Анатолий же выскочил из дома весь в поту, произошедшее в квартире бывшей жены привело его в состояние невменяемости, и он по-настоящему испугался. А вдруг Анька проболтается? Анатолий снова облился горячим потом и остановился. Тогда тюрьма. И конец жизни. Ради чего?.. Слава богу, сегодня обошлось. Нет, даже думать об этом надо прекращать, хотя и хороша девка. И он подумал: вот с ней бы он точно мог стать сильным мужиком!

Да что он, свихнулся? Думает о какой-то девчонке. Что это за бред! Не нужен никто ему, тем более впереди выгодная поездка светит. Нет, до отъезда в этот дом ни ногой, а там видно будет…

А Анна буквально купалась в новых ощущениях и мечтала испытать их снова. А может быть, она влюбилась? Ответа она не знала, но что с этого дня она стала совершенно другой, была уверена.

Елена Николаевна чувствовала, что ее все как-то отодвинули, обошли на поворотах. Вера вообще пропала, так, позвонит иногда, как просто знакомая, и никаких приходов в гости с Митечкой, как ею обещалось.

Сначала Леля приглашала и, услышав отказ, обижалась…

Наконец поняла, сообразила, дура, что она не только не нужна, но и нежелательна. Оскорбилась и обиделась до слез, до ночного одинокого плача.

От Ани тоже никаких сведений. Елена Николаевна тоже звонила, навестить собиралась. Но к телефону подошла Раиса и, буркнув, что Ани дома нет, бросила трубку, почти не попрощавшись.

А Раиса и правда была зла на Елену Николаевну из-за племянника ее, Митьки, считала, что во всем виноват он, и поэтому Ритка сейчас одна и бесится. Да и страхи свои об Анатолии и Анечке не забывала и решила: нечего тут делать этой Елене, сами справятся!

Никому она, Елена Николаевна, со своей благотворительностью не нужна. Да и вообще — никому. Не спалось в эту ночь Леле, такое прозрение вдруг на нее нашло.

Она даже и не ложилась, понимая, что попусту это: сна ни в одном глазу и настроение поганое донельзя. К кому из Митиных детей она имеет хоть какое-то отношение? Один раз переспала с ним, сто лет назад! И теперь возится и с детьми его, и с любовницами. А они, наверное, вовсю хохочут над ней!

Леля даже покраснела в полутьме комнаты.

У нее же есть муж, сын, а она без мыла лезет в чужие семьи! С какого бока припека? И самое забавное, ее отпихивают отовсюду. Отпихнула Вера. Оттолкнула Раиса от Ани… Митя вообще забыл, что она и существует-то! Скажи, что тебе надо? В чужих жизнях? Чем ты можешь помочь? Ничем. Удовлетворяешь свои нереализованные чувства к Мите? Чувствуешь в этом какую-то дальнюю неосязаемую, но так необходимую связь с ним?..

А ведь ее Алешка как раз в том возрасте, каким был тогда Митя! Когда она в него влюбилась…

Интересно, что бы ты сказала, если бы узнала, что сын влюблен в старую (для него!) тетку? И вдруг ответила: «А ничего бы я не сказала! Мало ли в кого может влюбиться мальчик, становящийся мужчиной?! Да в кого захочет. Только в приличную женщину. Остальное — пожалуйста». А Леля тогда была еще и необыкновенно хороша.

Уже засыпая, она подумала о том, что какая Кира ни противная, а ведь любила Лелю искренне! Да и общаться они перестали из-за того, что Кира считала, она делает добро для Лели. И вдруг Елена Николаевна твердо решила: завтра же позвонит подруге Кире, которая давным-давно перестала быть ее подругой… Но, как говорится, старая дружба не ржавеет. Немного успокоенная этим своим решением, Леля заснула.

Лелиному звонку Кира бесконечно обрадовалась.

— Знаешь ведь поговорку «кто старое помянет…» — сказала она, расцеловавшись с Лелей, которая отметила, что у Киры стало как-то тихо и пустынно, да и сама она производит какое-то жалкое впечатление. А ведь она, Леля, тоже, по сути, одинока, значит, сам Бог велел помириться старым подругам.

Кира приготовила отменный обед, и они очень душевно, под бутылочку французского сухого посидели, как в старые добрые времена. Леля растрогалась и рассказала Кире про себя все-все: и про свое странное отношение к Мите, и про Анечку, и про Веру с маленьким Митечкой…

— Ты все сумасшедшая, Лелька! — воскликнула Кира и, озорно блеснув глазами, гордо сообщила: — У меня тоже есть кое-что для тебя интересное! Я ведь навещаю иногда Митину жену, Нэлю, все-таки там у меня внучатые племянники… Ведь знаешь, у меня больше никого… — И на глазах обеих подруг заблестели слезы.

А в Олином доме серьезно готовились к свадьбе, серьезней некуда. Оля настаивала на лимузине и Дворце бракосочетаний и марше Мендельсона. А как же еще?! И ресторан должен быть роскошный, вот только какой, пока не выбрали, слишком много их теперь стало, роскошных. Но список гостей уже составлялся, вот только не было в нем ни единой душеньки со стороны жениха.

Митя со всем соглашался и выглядел он при этом каким-то маленьким, съежившимся, с отяжелевшим лицом. До прихода Ольги с работы старался, если получалось, улизнуть из дома. Он ехал в центр, ходил по бульварам с сиреневыми вечерними отсветами и тоненькой жалобной городской листвой, бродил мимо шахматистов и доминошников, плача о своей юности, которой, в сущности, и не было…

Последний летний месяц «жених с невестой» провели в Мамонтовке, где родители уже много лет подряд снимали комнатку с террасой. Митя полюбил дощатую коричневую комнату с высоким окном в зарослях шиповника и малины. Меж досок в стенах были заткнуты пучки пахучих трав, и особенно ночами они источали сухой тонкий аромат. Митя засыпал под утро — это было его время, а всю ночь лежал с закрытыми глазами, ощущал это сухое ароматное дуновение и ни о чем старался не думать, только странно, вроде бы беспредметно, грустил.

Днями Оля вытаскивала его кататься на лодке по реке Уче, а вечером водила гулять до станции и обратно по сплошной аллее акаций. Она каждый раз ждала, что именно на аллее Митя протянет к ней руки, они прижмутся друг к другу, и он станет безудержно целовать ее и говорить всякие нежные слова. Он не догадывался, что она этого хочет, а сам не хотел ничего. И потому они то молча, то перебрасываясь незначащими словами, ходили как заведенные — туда и обратно.

Перед свадьбой Оля почему-то стала часто плакать.

Сначала незаметно, потихоньку от всех. Потом при Мите, который удивился ее внезапным слезам и сказал, погладив по головке:

— Ну, ну, что ты, девочка? Все же хорошо!

Потом она стала плакать и при маме. И та, смешав «яд с патокой», сказала как-то будущему зятю:

— Что ж, это вы, Вадим Александрович, никакого к жене внимания? Она глаза все проплакала!

Митя съежился как от удара. Надежда Михайловна заметила это и продолжила (Оли в комнате не было):

— Я понимаю, что мой разговор вам не нравится… Вам здесь все неинтересно, на все вы у нас коситесь! Конечно, тут вам не Америка, а мы — люди простые, а вот дочка у нас — красавица, такую поискать! И вас полюбила…