Он молил небеса о каком-нибудь темном закоулке, где никто бы его не тронул и можно было бы спокойно умереть. Затем он соскользнул в пропасть беспамятства.

Ясный и нежный свет коснулся его век, они медленно раскрылись.

Яго лежал голый; его левая рука была тщательно и умело перевязана. Он пощупал плечо и почувствовал тугую повязку, пахнущую лекарством; на столике стыла миска с бульоном. Голова не болела, но кружилась, да и лихорадки не было. Щетина была такая, будто он несколько дней не брился.

Он приподнялся и разглядел — взглядом неуверенным и мучительным, — что, слава Богу, находится в одном из отделений своей больницы.

— Как я сюда попал? — пробормотал он в полузабытьи. — Что со мной было?

— Ну, просто тебе еще рано умирать, — послышался голос Церцера, который и был его врачом.

Вид старого советника несказанно успокоил и обрадовал больного. Яго переспросил его о причинах своего плачевного положения, и, когда тот напомнил ему про расправу, которая произошла, как оказалось, четверо суток тому назад, память восстановила все кровавые события до малейшей детали. Обращенный иудей рассказал, что о его исчезновении сообщил Ортегилья, после чего они организовали поиски в топях Птичьих стай, откуда его перевезли в больницу, где он и провалялся все эти дни в бреду и жару. У него было повреждено плечо, сильно поврежден затылок, так что его пришлось усиленно лечить.

— Королевская гвардия действовала запоздало и несуразно; они сами были как свирепые демоны, — сказал Яго. — Какое несчастье!

Советник, сам удрученный убийствами и жестокостью, сказал:

— То, что произошло, имело серьезные последствия. Трибунал, который был учрежден благословенной памяти королем Альфонсом, по настоянию разгневанного руководства больницы, прежде всего дона Николаса, а также великого раввина синагоги, приказал провести расследование, так что некоторые из самых жестоких участников убийства все-таки дорого заплатили.

Церцер обстоятельно рассказал о том, как троих участников избиения — сутенера из Алькалы, гасконского торговца с темным прошлым и еще одного кузнеца, о котором поговаривали, что у него самого семитская кровь, — арестовали на следующий же день, выставили к позорному столбу у Сан-Франсиско для публичного осуждения, а на рассвете повесили на зубчатой стене ворот Голес под рокот толпы, недовольной решением короля.

— Это хотя бы на время приостановит нападения на несчастных евреев, — горестно рассудил Яго и спросил: — А тело Исаака, что с ним сталось?

Церцер, который тоже был другом погибшего врача, помрачнел и с трудом выговорил:

— Вскоре после того, как очистили площадь от разгоряченной толпы, раввины сняли тела со стены синагоги и со всеми церемониями похоронили на своем кладбище. После траура, молитвы «Шма Исраэль»[154], дни и ночи там слышен плач. Такая ужасная и нелепая смерть.

Губы больного задрожали от гнева, и он простонал:

— Пусть сатана выжжет им нутро, этим тварям бездушным и тем, кто их науськивал.

— Да, происшествие ужасающее, — сказал Церцер. — Это случается с христианами — в них просыпается языческий дух, какая-то потребность в ненависти, которую они вымещают на еретиках и евреях.

Раненый в волнении забормотал:

— Это было дикое и преднамеренное убийство! Эта лицемерная тварь и ее шут — вот кто должен ответить за злодейство! Но ясное дело, — он застонал и покачал головой, — никто не посмеет обвинить их, пока они под защитой королевы.

— Не обманывайте себя, Яго, друг мой. Конечно, их подлая роль велика, но они не единственные. На этот счет кое-кто имеет свои интересы. Вспомним, к примеру, о еврейской собственности, на которую давно зарится церковь, или непогашенные долги, взятые дворянами или короной. Понимаете?

— Обычная история. Золото будит страсти и хоронит разум.

— А еще горячит кровь у должников, — добавил советник. — В эти дни король поднял налог до сорока мараведи с каждого еврея, и великий раввин, чтобы утихомирить страсти, простил огромный заем, который дон Педро потребовал у Симона Леви на вооружение флота. А флот потерпел сокрушительное поражение близ Уинчелси. Это убийство кое-чему послужило.

Наш бедняга Исаак отдал свою кровь на утоление жажды ненасытного двора. Бог да примет его в лоно Авраама.

— Образцово организованная операция потребовала нескольких невинных жизней. — Гримаса горечи исказила лицо Яго. — Так и вижу его тело в крови, мороз по коже. Тогда, в жару, мне снилось, что я ищу его по всей Севилье, а за мной охотятся типы в капюшонах с заточенными косами.

Тяжкие всхлипы наполнили душный воздух помещения. Затем наступило молчание, к концу которого кастилец взял себя в руки и попросил коллегу закрыть двери и окна. После этого вздохнул и с мрачным видом сказал о своей озабоченности той фразой, которую услышал от сестры Гиомар при немалом скоплении свидетелей. Из памяти выплыла вся угроза целиком, она и сейчас била, будто кузнечным молотом, по голове. Лицо слушавшего его лекаря и астронома, обычно имевшее сдержанное выражение, тревожно изменилось.

— Что с вами, мастер? Может, я не то что-то сказал, что вас так обеспокоило?

— Нет, но… Так какую фразу произнесла монахиня? Повторите.

Он неуверенным голосом повторил ее пророчество:

— Ad necem ibis. Что, по-вашему, это означает?

Его собеседник содрогнулся, сильно помрачнев, и ответил:

— Вы не можете представить, насколько это опасно, мастер Яго. Точно такое же предупреждение, зловещее, как любая клевета, получали некоторые противники королевы Марии — и все следом за этим были умерщвлены при неясных обстоятельствах. Мне тяжело об этом говорить, но над вами нависла смертельная опасность.

Раненого охватило оцепенение. Помолчав, он вздохнул, как бы свыкаясь с этой мыслью. Слишком много бедствий омрачали его душу. Единственное, чего он желал, — заснуть и проснуться подальше отсюда, от стольких смертей, тайных убийств, злобной вражды.

— Мастер Сандоваль, который ценит вас более, чем вы полагаете, сообщил мне, что мать Гиомар плетет против вас заговор. В таких делах она крайне опасна, потому что способна манипулировать королевой, а это то же самое, что управлять самим королем доном Педро. Сожалею, но вам оставаться здесь, в Севилье, невозможно. Вы должны уехать!

У Яго не было настроения разбираться в корне вопроса, но он попробовал:

— Может быть, это связано с нашей проверкой водоема в Сан-Клементе? Помните, я говорил, что наши поиски чреваты проблемами.

— Я ничего не знаю, но послушайте совета. Исчезните на какое-то время, друг мой. Это мое мнение, не игнорируйте его. Забудьте о спасении книг, спасайте свою жизнь. А я предупрежу вас, когда можно будет вернуться. Только дайте мне знать, где вы будете находиться. Время — лучшее лекарство для душевных ран. И когда оно похоронит эти удручающие события, вы сможете вернуться.