секретарь ЦК КПСС Валентин Фалин. Оказывается, этот специалист также имеет компетенции в катынском деле. Более того, он тоже направлял письмо главе КПСС, только непубличное, и не Медведеву, а Горбачёву.

Фалин провёл несколько семинаров в Институте динамического консерватизма (есть, оказывается, и такой), и на одном из таких семинаров, 5 декабря 2011 года, сделал следующее признание:

«В октябре 1982 г. Ю. В. Андропов пригласил меня, чтобы посоветоваться по неотложным проблемам. ‹…› В 1983 г. исполняется 40 лет с момента обнажения трагедии в Катыни. Доклад Бурденко недостоверен. Надо бы выяснить, какие документы смоленского и прочих управлений НКВД попали к немцам, что о судьбе польских офицеров говорил Сталин на встрече с Сикорским в ноябре 1941 г., что тогда же ляпнул Берия. ‹…› Свяжись с Ф. Д. Бобковым (КГБ), Н. В. Огарковым (начальник Генштаба) и с кем надо из МИДа для подготовки предложений. В КГБ Катынью занимался Пирожков. Он пришел с текстом доклада Бурденко. Я вынужден был напомнить ему: есть поручение генерального секретаря (Андропов к этому времени стал генсеком) серьезно разобраться с существом проблемы, а не перелистывать бумаги, которые и нам обоим вдоль и поперек знакомы».

Оказывается, глава КГБ Андропов инициировал дополнительные изучения катынских материалов ещё в 1982 году, то есть задолго до начала перестройки и прихода к власти Горбачёва. Причём к этой дате, как признаётся Фалин, катынские документы были давно изучены, «вдоль и поперёк» ему знакомы.

Далее: оказывается, катынский расстрел обсуждался Сталиным в 1941 году на встрече с премьер-министром польского правительства в изгнании Владиславом Сикорским. Об этой встрече знают историки. 3 декабря 1941 года Сикорский на встрече в Москве передал Сталину список из 4 тысяч польских военнослужащих, оказавшихся в советском плену и оттуда не вернувшихся. На той встрече Сталин повёл себя непонятным образом. Он то ли сделал вид, что не знает о расстрелах польских офицеров, то ли действительно не знал, забыл. Но как он мог забыть, если есть подписанное им же решение от 5 марта 1940 года? Предположим, что это был театр двух актёров, Сталина и Берии: первый пожал плечами и посмотрел на второго, второй тоже пожал плечами и пообещал представить справочную записку.

Самое интересное, что такой документ разыскан историками.

Записка Берии от 26 декабря 1941 г. № 3105/б в ГКО Сталину, Молотову:

«В результате проведенной проверки представленного генералом Сикорским списка польских офицеров и полицейских, содержавшихся в Козельском, Старобельском и Осташковском лагерях военнопленных на предмет выяснения местонахождения этих лиц установлено:

из 3825 человек по предоставленному поляками списку по учетам НКВД найдено 3417 чел. Не найдено 408 человек.

Из числа найденных:

— 3320 чел. в соответствии с известным вам решением от 5 марта 1940 г.;

— 56 чел. передано в польскую армию в период формирования польских частей;

— 33 чел., преимущественно польских разведчика, до войны были затребованы из лагерей для ведения следствия в западные области УССР и БССР и их местонахождение не известно;

— 5 чел. арестованы за контрреволюционную деятельность за время пребывания в лагерях военнопленных и осуждены на различные сроки;

— 3 человека умерло»[7].

Но и это далеко не всё. Получив приказ Андропова, Фалин потратил значительную часть жизни, несколько лет, на изучение материалов по Катыни. Материалы эти оказались востребованы именно в 1990 году, когда вовсю велась подготовка к передаче польской стороне всех документов «Пакета номер один».

22 февраля 1990 года Фалин направил Горбачёву записку:

«Рядом советских историков (Зоря Ю. Н., Парсаданова B. C., Лебедева Н. С.) допущенных к фондам Особого архива и Центрального Государственного архива Главного архивного управления при Совете Министров СССР, а также Центрального Государственного архива Октябрьской революции, выявлены ранее неизвестные материалы Главного управления НКВД СССР по делам военнопленных и интернированных и Управления конвойных войск НКВД за 1939–1940 годы, имеющие отношение к т. н. катынскому делу.

Согласно этим материалам, на начало января 1940 года в лагерях Главного управления НКВД по делам военнопленных и интернированных в Осташкове Калининской области, Козельске Смоленской области, Старобельске Ворошиловградской области находилось около 14 тыс. бывших польских граждан из числа офицеров армии и флота, сотрудников полиции и жандармерии, военных и гражданских чиновников, различного вида агентуры, а также военного духовенства.

Все эти лица (приказ НКВД № 00117 от 1939 года) не подлежали освобождению и отправке на родину. Вопрос об их судьбе рассматривался в несколько приемов. Имеются документы с резолюциями Берии и Меркулова ускорить следствие, подготовить материалы на бывших работников карательных органов и разведки к рассмотрению на Особом совещании при НКВД СССР. ‹…›

Документы из советских архивов позволяют даже в отсутствие приказов об их расстреле и захоронении проследить судьбу интернированных польских офицеров, содержавшихся в лагерях НКВД в Козельске, Старобельске и Осташкове. Выборочное пофамильное сопоставление списков на отправку из Козельского лагеря и списков опознания, составленных немцами весной 1943 года во время эксгумации, показало наличие прямых совпадений, что является доказательством взаимосвязи наступивших событий.

Видимо, с наименьшими издержками сопряжен следующий вариант:

Сообщить В. Ярузельскому, что в результате тщательной проверки соответствующих архивохранилищ, нами не найдено прямых свидетельств (приказов, распоряжений и т. д.), позволяющих назвать точное время и конкретных виновников катынской трагедии. Вместе с тем в архивном наследии Главного управления НКВД по делам военнопленных и интернированных, а также Управления конвойных войск НКВД за 1940 год обнаружены индиции, которые подвергают сомнению достоверность „доклада Н. Бурденко“. На основании означенных индиций можно сделать вывод о том, что гибель польских офицеров в районе Катыни — дело рук НКВД и персонально Берия и Меркулова»[8].

Как мы видим, цифры погибших нельзя уточнить даже приблизительно: то ли 1800 человек (согласно докладу комиссии Бурденко), то ли 3320 человек, согласно записке Берии, то ли 14 тысяч, согласно записке Фалина, то ли 21 тысяча, согласно записке Шелепина. Во всех случаях, кроме первого, юридически достоверного, подтверждённого актами осмотра тел и вскрытий, — имеют место «записки», бюрократические бумажки.

Будь проклят Сталин, выкрикнет читатель, будь проклят Берия, сами не знали, сколько расстреляли. Бардак, значит, был везде, и даже в НКВД. Бардак, развал, серость и цинизм! Нет, не было бардака и серости. Цинизм был, но профессиональный, ситуативный. Иначе бы Андропов не инициировал перезагрузку расследования в октябре 1982 года — ещё при жизни Брежнева.

Ещё одно свидетельство принадлежит Серго Берия, в своей книге он пишет: «Первый серьезный конфликт между отцом, с одной стороны, и Сталиным и Политбюро, с другой, произошел уже в сороковом, когда решалась судьба тысяч польских офицеров, расстрелянных впоследствии в Катыни. Сталин этого не забыл, но неповиновение — случай редчайший! — не привело даже к снятию с должности моего отца».

Итак, нам известны свидетельства профессиональных военных медиков, профессиональных юристов, профессиональных историков, заявления, письма, тексты лекций. Известны также и документы «Пакета номер один». Есть всё, кроме логики.

Официально установлена гибель 1,8 тысячи человек: с актами осмотра тел и экспертизами. Все прочие цифры указаны только в документах внутренней бюрократической переписки и нигде не совпадают.

Одни квалифицированные эксперты считают документы фальшивками. Другие — такие же квалифицированные — признали их подлинность. Как в этом разобраться?

Попробуем.

Документы из пакета относились к внутреннему обороту НКВД и были строго засекречены. Кто добился обнародования