— Я не хочу, чтобы ты стала лучше. Мне нравится, что ты ревнива и эгоистична.

Он ухмыльнулся мне, как будто я вела себя глупо, и, конечно, он мог так думать, поскольку он был чёртовым Падшим ангелом.

— Для меня не будет другого человека. Не сейчас. Не тогда когда тебе стукнет под девяносто.

— Тебе легко говорить, когда ты будешь выглядеть так вечно.

В конце концов, люди подумают, что я кошёлка, когда увидят меня с Зейном, и в будущем это произойдёт, потому что я отказывалась верить, что мы не победим Гавриила.

— Мне легко говорить это, потому что я люблю тебя, и это глубже, чем кожа или сломанные бёдра, — сказал он и без всякого предупреждения двинулся.

Он поднял меня со своих колен и положил на спину, пододвигая моё тело под себя. Он отстранился от меня, обхватив одной рукой мою голову.

— Это не то, что уходит с возрастом. Это укрепится и станет нерушимым. Это я точно знаю. Я бы не Пал, если бы то, что я чувствовал к тебе, было таким слабым. Ты бы не боролась за меня, отказываясь сдаваться, если бы твою любовь ко мне было так легко сломать.

Я сжала губы в упрямую линию.

— Ты снова это делаешь.

— Что делаю?

— Говоришь правильные вещи.

Он приподнял бровь.

— Ты хочешь, чтобы я прекратил это делать?

— Да, — я вздохнула. — Нет.

Улыбка Зейна окутала моё сердце.

— Я понимаю, почему это тебя так взволновало, но это не завтрашние проблемы. На сегодня у нас их достаточно, не так ли?

— Да.

Подняв руку, я коснулась его подбородка. Его кожа была такой тёплой.

— Но это очень похоже на переход по мосту, когда мы доберёмся туда, и мы доберёмся туда, Зейн. Этот мост скоро появится.

— И мы пересечём его вместе, — он опустил подбородок и быстро поцеловал кончики моих пальцев. — Мы разберёмся с этим вместе. Это всё, что мы можем сделать, потому что ты только что вернула меня. Я только что вернул тебя. У нас есть то, чего у многих людей никогда не было, второй шанс. Мы заслужили это, и нам всё равно придётся за это бороться. То, что может произойти через много лет, не будет красть у нас каждый день в промежутке между настоящим и будущим. Вот что оно сделает, если мы сейчас будем подчёркивать это.

Он был прав. Уже было достаточно угроз, чтобы лишить его второго шанса. Было бы трудно не беспокоиться об этом, так же как было трудно не напрягаться из-за моего зрения, но я научилась не позволять тому, что в конечном итоге произойдёт, мешать мне жить. Точно так же, как он не мог позволить тому, что он сделал, когда впервые Пал, изменить то, кем он был сейчас.

Губы Зейна коснулись моих в сладком, мягком поцелуе, и я открылась, впуская его. Все многочисленные заботы отошли на второй план. Вот насколько сильны были его поцелуи. Или, может быть, именно такой сильной была моя любовь к нему.

И Боже, я никогда не устану от того, как его губы касались моих. Я никогда не перестану благоговеть перед тем, как нежное и вопрошающее прикосновение его губ к моим могло вызвать у меня такой сводящий с ума прилив ощущений.

Скользнув руками по его плечам, я потянула его к себе, пока не почувствовала тепло его кожи через рубашку. Кончики его волос щекотали мои щёки, и я прикусила его нижнюю губу.

Из глубины его горла донеслось ответное урчание, от которого у меня подогнулись пальцы на ногах. Поцелуй углубился, и воздух вокруг нас, казалось, потрескивал. В том, как наши губы встретились, была острая, как бритва, почти отчаянная грань, и я представила, как нам тогда невероятно повезло, что мы снова испытали это. Не то чтобы то, что мы делали в бассейне, не считалось. Так оно и было, и оно тоже было мощным. Эти ранние утренние часы были доказательством того, что Зейн всё ещё был там, что его любовь ко мне всё ещё руководила его действиями. Но это было по-другому, потому что это были мы.

Мы немного заблудились в просто… в просто поцелуях. Они были мягкие и до боли сладкие. Поцелуи, которые были дразнящими и игривыми. Потом были те, от которых у меня болело и перехватывало дыхание. Все они были моими любимыми, потому что я целовалась с Зейном.

Больше всего на свете мне хотелось раствориться в нём, забыть обо всём. И я думаю, что он тоже, но он поднял голову после последнего одурманивающего поцелуя.

— Я скучал по тебе, — сказал он, его голос был таким же нетвёрдым, как и его дыхание.

— И я, — прошептала я, проводя пальцами по его щеке.

Свечение за его зрачками казалось приглушённым.

Он перенёс свой вес на одну руку и медленно поднял руку и убрал пряди моих волос с моего лица.

— Когда мы были вместе ранним воскресным утром? — он сглотнул, проведя кончиком пальца по изгибу моей щеки. — Я… я не знаю, как к этому относиться.

— Что ты имеешь в виду?

— Это был я, и это был не я. Я знал, что происходит. Это было то, что я контролировал, но я просто думаю, что, если ты сделала это, потому что чувствовала, что должна? Если бы я мог вернуться, я бы этого не сделал, — признался он. — Не то чтобы мне это не нравилось…

— Я знаю. Мне понравилось, — я обхватила его щёки ладонями. — Ты не заставлял меня. Я это инициировала. Я знала, что делаю, и не чувствовала, что должна это делать.

— Я знаю, что не делал этого, но это просто не так… это мне не очень нравится. Ты понятия не имела, сможет ли Старуха помочь тебе в этот момент, — его палец скользнул по моей нижней губе. — Я только что бросил тебя в бассейн, а чуть раньше той ночью подрался с тобой. Я угрожал тебе, а потом оказался внутри тебя. Я мог причинить тебе боль во время этого. Я мог бы причинить тебе боль после этого.

— Я понимаю, почему ты так себя чувствуешь. Я знаю, — тихо сказала я, и я знала.

Зейн был добр до глубины души, даже когда ему не хватало части его души, и даже сейчас, когда он был Падшим и технически не имел души. Это действительно заставило меня усомниться во всей этой истории с душой и в том, насколько она играет роль в чувствах и действиях людей,