– Сильвия получила бумаги. Еще до Рождества.

– Но не подписала? – звучит, скорее, как утверждение, нежели, чем вопрос.

– Нет.

– Понятно, – вздохнув, Ресслер поднимается со стула. – Ты крепись, друг. Выглядишь лучше. Твоя жена в холле. Ждет, когда сможет поговорить с тобой. Ты как? Выдержишь?

– Не сейчас, – отвечаю я. – Скажи мне, что с девушкой. С Адалин.

– Она в порядке. Готовят к выписке.

– Когда?

– По-моему, завтра, но я уточню. Я позову Лиз? Ты нам должен миллион анализов. Пусть тут с тобой порезвится от души, – широко улыбается Ресслер. Чертов садист. – Кстати, вставать без моего присутствия не советую. И первое время лучше воспользоваться транспортным средством, – советует Джон, кивнув на кресло-каталку.

– Да, пошел ты, лучше буду ползать, – огрызаюсь я.

– Хамишь. Теперь я тебя узнаю, – подняв большой палец вверх, смеется Ресслер.

Адалин Скай

Я пытаюсь сосредоточиться на строчках захватывающей книги, но ни одно предложение не идентифицируется моим измотанным мозгом. С тем же успехом я могла бы читать на китайском языке. Думаю, подобные чувства в общей комнате ожидания клиники, терзают не только меня. Да и в книгу уткнулась я исключительно потому, что не хочу разглядывать встревоженные лица окружающих, на которых написано, что они готовы отдать любые деньги за скорейшее исцеление своих родственников. И еще больше не хочу видеть, как время от времени, из лабиринтов больницы выходят напряженные медсестры, сообщающие семьям больных неприятные новости. Меня бросает в дрожь, от одной только мысли, что прямо в эту секунду, Лэндон возможно…нет, исключено. Викинг никогда не сдастся.

Ближе к полуночи, когда общий холл немного пустеет, а мои глаза окончательно отказываются воспринимать текст, я, наконец, убираю книгу. Взгляд сам падает на пролетающие под косым углом снежинки. Подсвеченные уличными фонарями, они похожи на звезды, рассекающие черное небо. Отложив томик в сторону, я подхожу к окну, любуясь Рождественской елкой, которой метель придает особое очарование и праздничное настроение. Через несколько дней Новый год. Так хочется оставить все плохое в старом году…

– Новый год – новая жизнь. Я обещаю. Только…верни мне Лэндона, – тихо шепчу я, обращаясь к тому…невидимому и всемогущему, кого мы всегда вспоминаем в лишь трудные минуты.

Вдруг, я замечаю, нечто странное. Того, что определенно не видела раньше. Может, не обратила внимания, но это не имеет значения. Взгляд цепляется за оттенки голубого дерева, полностью повторяющего очертания нашего с Лэндоном дома, только в миниатюре. Он стоит на специальной подставке, с другой стороны он елки, и, обходя дерево, я подхожу к особой реликвии.

«Памяти доктора Бейкера», – золотыми буквами блестит до боли знакомая надпись. Кажется, я уже ее видела. Более того, не где-нибудь, а прямо на этом же месте. Когда…впервые разговаривала с Лэндоном, будучи подростком. Сломленной олимпийской чемпионкой, некогда летающей на льду, вынужденной совершать свои первые скромные шаги на костылях.

«Дом есть у всех, Адалин. Даже если он не обладает физическими стенами, сердце знает и помнит, где ему было хорошо», – звучит в голове бархатистый голос моего Викинга.

Теперь я знаю, где мой дом. Рядом с Лэндоном. И даже если его кома затянется на долгие месяцы, я готова поселиться в больнице! Стать медсестрой, устроиться в администрацию, да что угодно…лишь бы быть рядом.

Человеку нужен человек. И мне так хочется верить, что я тоже нужна Лэндону…

Внезапно что-то в пространстве неуловимо меняется.

Затылок покрывается инеем, словно кто-то смотрит на меня в упор, прожигает сильным и волевым взором. Собственническим, густым, мужественным. Губы дрожат, сердце заходится…невероятно. Я чувствую его. Просто чувствую.

Оборачиваюсь, сосредотачивая все свое внимание на мужчине, одетого в больничную рубашку. Высокого мужчину, придерживающегося руками за стены. Его тело выглядит не таким сильным, каким я его помню, но горящий взгляд – вполне живым и осознанным.

Я торопею, не в силах сделать и шага, пока он медленно начинает сближение наших затерявшихся в пространстве орбит. Меня охватывает леденящий ужас от мысли, что Викинг не узнает меня, увидит во мне незнакомку или пациентку, которой не спится по ночам.

Смогу ли я объяснить? Станет ли он слушать? Захочет дать нам шанс? Или снова примет за сумасшедшую? Да и что я могу сказать, если сама ничего не понимаю? Может, я все придумала или это был сон, волшебный Рождественский сон.

Он делает всего лишь один тяжелый шаг, дающийся ему с усилием, а мое сердце успевает отстучать около двадцати раз. Я всматриваюсь в его черты, знакомые, родные, изученные пальцами, губами. Разве сны бывают такими реалистичными? Живыми? Настоящими? Нет. Они здесь. Каждые двадцать четыре часа на двоих. Кружатся между нами снежным калейдоскопом. Наш дом, метель, лай Балто, звон колокольчика на омеле и свечи, гаснувшие с первым ударом сломанных часов…

Я смахиваю со щек непрошенные слезы, когда Лэндон приближается вплотную. Сердце колотится так неистово, что трудно дышать. Не в силах сдержать обуревающих эмоций, я рвано всхлипываю. Нетерпеливо тяну к нему руки, и издаю беспомощный стон, прикасаясь ладонями к его скулам, вискам, кончикам волос. На ощупь изучаю его в реальности, осознавая, что невероятные ощущения стали в миллионы раз ярче, ослепительнее. Они лишают способности говорить, сбивают с ног, вызывают острое желание кричать и прыгать от радости, обнимать и душить своего несокрушимого Викинга в жарких объятиях.

Лэндон пристально и неотрывно смотрит на меня, пока я ласково тереблю его волосы, нежно поглаживаю забинтованную шею и ямку под горлом…вставая на цыпочки, нагло целую в пульсирующую вену, не закрытую специальными повязками. Будто приветствуя его четкий пульс и обещая, что моя терапия из поцелуев будет лучшим вариантом реабилитации после операции и комы.

– Привет, Викинг, – шепчу я, и замираю, растворяясь в его глазах. Не дышу, и, наверное, не живу в ожидании ответа.

– Привет, Снежинка, – слегка сиплым голосом хрипит Лэндон. Всего два слова, от которых моя душа уходит в пятки. – Больше не сбежишь? – его требовательный взгляд опускается к моим губам, и я понимаю, как сильно они дрожат. Не от страха и неуверенности, стертых парой фраз.

– Ты помнишь, – утверждаю я, делая первый свободный вдох за последние дни, и мне хочется рассмеяться от облегчения.

– И я точно не умер, – с немного растерянной улыбкой отзывается Лэндон. – Но, если честно, Снежинка, я в полном шоке и всю голову сломал, пытаясь понять, какого хрена происходит.

– Я тоже, – робко соглашаюсь и вздрагиваю от неожиданности, ощутив, как его рука обвивает мою талию, а горячие пальцы проскальзывают под футболку, осторожно поглаживая поясницу.

– Она там? – его голос звучит низко, едва слышно. Но я понимаю, о чем он спрашивает.