Прайс оживился.

– Об этом никто не знает? – Ни одна живая душа.

– Великолепно! А я боялся, что Дрейнер все еще сидит над своей фамильной картотекой.

– Ему было не до того. А вообще-то, скажу я вам, немцы большие мастера по составлению картотек. – Келли рассмеялся.

– Я слышал о картотеке беженца из Прибалтики, Альфреда Розенберга, – сказал Прайс.

– В нее были занесены фамилии трех миллионов евреев, подлежащих уничтожению, – пояснил Келли.

– У гестапо, – вмешался Лайт, – была составлена картотека на пятьдесят миллионов опасных или внушающих сомнение немцев.

– Поистине шедевр! – вскричал Прайс. Он не понял иронии Лайта.

В открытое окно репродуктор донес очередное радиосообщение: «По приказу американских властей, пересмотр дела бывшего врача концлагеря в Саксенгаузене госпожи Ильзы Грубер отложен на месяц. В свое время госпожа Ильза Грубер была осуждена на смертную казнь за так называемые военные преступления».

– Ты не знаешь, что это за особа? – спросил Гаррис Келли.

– Как не знать… – усмехнулся тот. – Твое счастье, что ты не имел случая познакомиться с ней, возможно, это из твоей кожи она выделала бы абажур для настольной лампы.

– Почему же она до сих пор жива?

– Не только жива, но и на свободе. Я предоставил ей отпуск, – хладнокровно сообщил Келли. – Она нужна нам.

– Вообще?

Келли хохотнул.

– Не вообще, а совершенно конкретно.

– Черт знает что, не женщина, а людоед – и на свободе!

– Ильза Грубер нужна главным образом вам, сэр, – обратился Келли к Прайсу. – От нее в значительной мере будет зависеть выполнение сверхсекретного плана генерал-лейтенанта фон Дрейнера, разработанного по вашему поручению.

Келли сболтнул лишнее.

– Пора ехать в тюрьму, – сердито прервал его Прайс и направился к двери.

– До вечера вы свободны, – обратился Келли к Лайту и вместе с Гаррисом бросился вслед за Гарольдом Прайсом.

– Что там, Швальбе?

– Опять он, господин майор.

– Что он делает?

– Слушает.

– За каким дьяволом ему понадобилось шататься возле тюрьмы?

– Не знаю, господин майор.

– Пойди и надавай ему по шее.

– Нельзя, господин майор.

– Что ты сказал, Швальбе? Повтори.

– Я один не справлюсь с ним, господин майор. Он отчаянный парень. С ним лучше не связываться. И… Мне известно, что он не расстается с револьвером.

– Кто он?

– Депутат ландтага Герман Гросс.

– Ах, этот… Ну, черт с ним!

Сквозь скрежет и грохот, неожиданно возникший в репродукторе, послышался отрывистый, как команда, голос диктора:

– Господа, внимание! В город только что вступила прославленная американская бронетанковая дивизия «Ад на колесах». Солдаты дивизии имеют опыт войны в Корее.

– Ура! Еще одна наша дивизия…

– Потише, господин майор, он еще не кончил.

Действительно, диктор продолжал:

– По приказу американских властей из Ландбергской тюрьмы за хорошее поведение досрочно выпущены сорок шесть так называемых военных преступников. Повторное рассмотрение дела Ильзы Грубер отложено на месяц.

Репродуктор умолк.

– Швальбе, что делает этот депутат Гросс?

– Слушает… Он, кажется, рассержен.

– Каналья! Идем дальше.

– Вы слишком быстро ходите, господин майор.

– Вы ожирели, Швальбе. Хо-хо! Смотрите на меня.

Швальбе умоляюще глядит на своего начальника: майору Грину можно позавидовать – высокого роста, в меру худ, сильные мускулы ног и рук, упрямо поднятая голова. Единственно, что, пожалуй, несколько портило его – шрам, проходящий через всю левую щеку. Но и шрам на лице не уродство, если на плечах погоны, – солдат! Другое дело Швальбе – невысокий толстяк, ноги – бревна, каким-то образом втиснутые в лакированные сапоги, физиономия похожа на огромный блин, всегда лоснится от жира и пота. Маленькие свиные глазки прикрыты клочками рыжих волос. Голова – голая.

– Господин майор шутит.

Но Грину явно некогда.

– Какие могут быть сегодня шутки! – с досадой бросает он.

– Что случилось, господин майор? – из-под ярко-рыжих клочков волос на Грина преданно смотрят свиные глазки помощника.

Грин нетерпеливо махнул рукой:

– Сегодня день больших событий… Но, послушайте, сколько раз я вам говорил, черт возьми, не стучите так сапогами, тут не парад эсэсовцев, а тюрьма.

– Извините, господин майор, привычка… Постараюсь…

Грин по-приятельски хлопнул Швальбе по спине:

– Олл-райт, Швальбе! Вот в это помещение завтра переезжает какой-то бывший фельдмаршал… Поставь на лампы специальные колпачки, говорят, он не выносит яркого света. Всем надзирателям, которые будут проходить мимо помещения фельдмаршала, поверх сапог надевать войлочные туфли: старик не любит шума.

– Слушаюсь, господин майор. Будет исполнено.

– А теперь, – говорит Грин, – ступайте к генералу Дрейнеру и предупредите – скоро он будет вызван.

– Кем вызван, господин майор?

– Он знает. Иди.

Переваливаясь, Швальбе выходит за дверь. Грин фальшивым голосом напевает:

Но телефонный звонок прерывает его. Грин поднимает трубку.

– Хэлло! – басит он. – Смелей, малютка! Отвечает тюрьма. Ах, это вы, фрейлен Луиза… Да, это я, начальник тюрьмы. Беспорядки? На заводах? – в голосе Грина появляется сочувствие. – Коммунисты и социал-демократы? Черт побери! Извините, фрейлен, это я в отношении саботажников. Принимаются меры?.. Хорошо, передам, господин Функ гуляет в саду…

Грин кладет трубку и, продолжая напевать, подходит к письменному столу. Но сегодня ему определенно не везет – в дверях появилась коренастая фигура мужчины средних лет с проседью в волосах.

– Мистер Грин! – резко произносит он. Грин делает шаг от стола и выпрямляется.

– Что вы здесь делаете? Исполняете служебные обязанности?

– Так точно! – поспешно отвечает майор.

– Ну хорошо, не будем ссориться, – говорит вошедший. – Что у вас?

– Вам надо поторопиться, господин Функ. – Грин смотрит на ручные часы. – С минуты на минуту должны приехать генерал Келли и мистер Гарольд Прайс-младший.

– Я иду принимать ванну, – говорит Функ подчеркнуто безразличным тоном. – Распорядитесь.