— В какой-то степени. Аль, ты занят?

Разбойничья рожа капитана Силвы расплылась в улыбке:

— Дегустирую пиво в Марсополисе. Что я тебе скажу — не умеют.

— И никогда не умели, — фыркнула Лана. — Хорошо, что ты по соседству, Аль. Я в Ватикане.

— Вижу, — теперь в голосе Силвы звучал неприкрытый сарказм. — Неисповедимы пути… твои в том числе.

— Слушай, Аль, не нужен ли тебе юнга? Биография пёстрая, и лет всего двенадцать, но парень не промах. Пятилеткой оказался на римских улицах и до сих пор жив. Правда, сегодня попробовал стянуть комм не у того человека, но до сих пор не попадался, а это о многом говорит.

— Не тот человек — это ты?

— Да.

Дон Альберто посерьезнел и задумчиво покрутил кончик уже совсем седого уса.

— Действительно, это говорит о многом… а что тебе в этом парне?

Лана пожала плечами. Из-за того, что в левой руке по-прежнему был зажат ворот Пиппо, движение вышло несколько неловким.

— Ничего. Просто, когда па умирал, он сказал, что жизнь — это дорога, на обочине которой он однажды увидел рыжую девчонку. И взял с меня слово, что если я увижу человека на обочине, то протяну ему руку, как когда-то па протянул её мне.

Силва помолчал, прикидывая что-то.

— Покажи-ка его.

Лана послушно развернула дисплей.

— М-да… ну, столкуемся — откормим. Как тебя зовут, юнец?

— Пиппо… то есть, Джузеппе, синьор.

— Капитан! — прошипела Лана, почти не разжимая губ.

— Джузеппе, капитан.

Аль нахмурился.

— Слушай меня внимательно, Джузеппе. Просьба моей крестницы — самая большая удача в твоей бестолковой жизни. Большей, скорее всего, не будет. Это понятно?

— Да, капитан.

— Воровства у своих я не потерплю. Выручать, если попадёшься, воруя у чужих, не стану. Это понятно?

— Да, капитан.

— Ты сто раз проклянёшь тот день, когда попал ко мне. В сто первый — благословишь.

Пиппо, заметно оробевший, просипел:

— Трина сказала, что легко не будет.

— Не будет, это точно. Что ж… по рукам.

— Познакомься, Аль, — вклинилась в «мужской разговор» Лана. — Это отец Луиджи, секретарь и доверенное лицо монсеньора.

Она не уточнила, о каком монсеньоре идёт речь. Не дурак же Аль, в самом-то деле? Переждала обмен церемонными поклонами, и продолжила:

— До твоего появления за Пиппо присмотрят. Отец Луиджи, я попрошу вас…

— Мальчика отдадут только капитану Силве. Код для связи я немедленно пришлю.

Лана определённо не называла фамилию. Впрочем… кто она такая, отец Луиджи знал. Стало быть, и имя крёстного отца вместе с коммуникационным кодом не были для него тайной.

— Если им будут интересоваться…

— Монсеньор не одобряет интереса к своим делам.

— Хорошо. До встречи, Аль! — дисплей свернулся. — Пиппо, не подведи меня.

— Я не подведу, Трина! — мальчишка, подкрепляя свои слова, торопливо перекрестился.

Отец Луиджи, о чём-то раздумывавший уже с полминуты, наклонился к уху Ланы:

— Я вызвал транспорт для вас. Через две минуты он сядет у входа на площадь. Вас доставят непосредственно на место. Не стоит рисковать, связываясь с вокзалами и портами.

— Мой напарник в отеле, а багаж в камере хранения Термини.

— Пусть ваш напарник заберёт багаж, вы подхватите его по дороге. Поверьте, никто и никогда не сможет повиснуть на хвосте у того, кто возит монсеньора. Вы прибудете на место быстро и чисто. А мы помолимся о вас. И я, и монсеньор, и Джузеппе тоже. Не так ли, юноша?

Лана откланялась, сделала несколько шагов, но тут ей в голову пришла мысль, которую она сочла дельной. Мрина обернулась — священник и воришка стояли, глядя ей вслед — и негромко проговорила:

— Ещё одно, отец Луиджи. Прежде, чем отдать Пиппо капитану Силве, возьмите его за ноги, переверните вниз головой, и хорошенько потрясите. Так, на всякий случай!

Два человека неторопливо потягивали превосходный кофе, сидя в беседке у самой стены, окружающей сады Ватикана.

— Мои впечатления… — младший из собеседников медлил отвечать на заданный вопрос. — Монсеньор, а она вообще христианка? Я знаю, что вы крестили её, и Символ Веры наверняка отлетал у неё от зубов, но…

— Христианка? Не уверен, — усмехнулся старший. — Зато я уверен кое в чём другом, Луиджи. Такие, как это создание Божье, чаще всходят на костры, чем разжигают их. Полезное качество. Служители — в долгосрочной перспективе — приносят куда большую прибыль, нежели фанатики. Особенно служители, живущие быстро потому, что не рассчитывают прожить долго. Не стоит также сбрасывать со счетов верность данному слову, готовность тратить время и ресурсы на то, чтобы его сдержать, и нежелание ходить в должниках. Кроме того, она свято верует в справедливость и необходимость кары для зла. Грех это не использовать. Надо только подтолкнуть её в нужном направлении, дабы справедливостью и злом она считала то, что выгодно нам.

— Вы иногда бываете циничны, монсеньор, — вздохнул секретарь.

— Я иногда бываю честен. Планетарная епархия, подумать только… вы представляете себе лицо монсеньора Бальдини?

У выхода с площади Святого Петра стояло несколько машин. «Клубок», сброшенный предусмотрительным отцом Луиджи на коммуникатор Ланы, подвёл её к самой неказистой. Порядком потрёпанному мобилю-универсалу явно было не место среди роскошных лимузинов, поджидавших респектабельных пассажиров.

Да и водитель, неуклюже распахнувший перед ней заднюю дверцу, никак не мог претендовать на звание «персонал месяца». Первому лейтенанту Дитц хватило одного взгляда чтобы увидеть и почти белёсую радужку… и неподвижное, как после топорно сделанной пластики, лицо… и униформу, скверно сидящую из-за кособокости мужчины, которому могло быть и тридцать, и шестьдесят. Увидеть, припомнить биографию монсеньора, и оценить по достоинству. Как (в который уже раз) самого монсеньора, так и присланного им служащего.

Машина неторопливо покатила прочь от Сан-Пьетро, пересекла Тибр, запетляла по улицам. Слева мелькнул Колизей, и Лана, сама не зная почему, вспомнила, что на арене гигантского цирка могли одновременно выступать три тысячи пар гладиаторов. По крайней мере, так утверждала попавшаяся ей некогда статья…

В том уголке мозга, где обычно прохлаждались предки, захрюкал от сдерживаемого смеха Лоран Хансен Зель-Гар. «Три тысячи пар!» — потешался он. — «Три тысячи пар вооруженных до зубов людей, которым нечего терять! Против скольких? Пятидесяти тысяч зрителей? Девочка, чему тебя только учили в этом твоем десанте! Ты помнишь, как началось восстание? Сколько нас было?» Как ни крути, Лоран, опытнейший гладиатор, был прав.