простое правило, которого я неукоснительно придерживаюсь: если человек не может чего-то, то машина и подавно не сможет. Мы затрачиваем огромные усилия на автоматизацию действий, которые человек выполняет без труда. Но то, что описали вы, находится вне сферы наших компетенций и будет находиться там еще несколько десятилетий.

— А как же программа «Доктор Хаус»? — возразил Айзенберг. — Вы говорили, она ставит диагнозы лучше, чем врачи.

— Вы меня недопоняли, или, может быть, я не совсем верно объяснила. Исходя из симптомов, которые ему сообщает врач, «Доктор Хаус» ищет в базе данных болезни, подходящие под описание, предлагает методы диагностики и лечения. Описание болезней и методов лечения выполнены врачами, они же определяют симптомы у пациента и проводят лечение. «Доктор Хаус» — всего лишь полезный вспомогательный инструмент, такой же, как, например, Google Maps. Он своего рода внешний накопитель врачебных знаний, которые не могут уместиться в одной голове, не более и не менее. Однако это не значит, что за ним не стоит колоссальный труд и мне нечем гордиться. При этом с настоящим разумом он не имеет ничего общего. Я понимаю, что для неспециалиста все это звучит противоречиво, но поверьте мне, мы еще очень далеки от момента, когда сумеем научить компьютер мыслить!

— Но если есть программа наподобие «Доктора Хауса», которая располагает большой базой данных, где описаны все программы безопасности и уловки, как от них скрыться, то сказанное Варнхольтом вполне может быть правдой, или нет? Я хочу сказать, не все ли равно в этом случае, думает она или нет?

Гильберт вздохнула, как учительница, которая в третий раз пытается объяснить непонятливому ученику теорему Пифагора.

— С точки зрения теории вы правы. Но такая программа весила бы намного, намного больше, чем триста мегабайт. А проблема любой вредоносной программы в том, что чем она больше, тем сложнее ей спрятаться. Теория совершенно нерабочая. И даже если Вальтер Меллек работал бы над подобным проектом, то я знала бы об этом. Я вас уверяю, у нас никогда не было заказов от зарубежных секретных служб, и мы такой заказ ни за что не приняли бы. Господин Варнхольт может прийти к нам, и сотрудники покойного Вальтера расскажут ему о проекте, над которым работали в последнее время, — программном обеспечении для управления гибкими промышленными технологическими линиями. Впрочем, я вам об этом рассказывала на предпоследней встрече. Простите, господин главный комиссар, но вы не там ищете. Мне очень досадно, что вы не позвонили мне и не выяснили все по телефону. Честно говоря, я этот вечер представляла себе несколько более приятным. Но, видимо, я заблуждалась. А сейчас мне лучше уйти.

Она встала.

— Мне жаль… — сказал Айзенберг.

— И не безосновательно!

Она повернулась и, не попрощавшись, твердым шагом направилась к выходу.

Айзенберг проводил ее взглядом и снова сел за столик.

— Что вы о ней думаете? — спросил он у женщин, сидевших рядом.

— Змея подколодная! — ответила та, что постарше.

Женщина хорошо выглядела, хотя и не могла сравниться с Гильберт. У нее было лицо человека, который в жизни прошел не одно испытание, а карие глаза и ненакрашенные губы свидетельствовали о большой внутренней силе.

— Нужно быть полным дурачком, чтобы попасться такой на удочку!

— Мама! — одернула ее Клаудия Морани.

Глава 45

Айзенберг взглянул на них сокрушенно. Клаудии стало его очень жалко.

— Вы абсолютно правы! — сказал он. — Я полный кретин!

— Никакой вы не кретин, — возразила мать Клаудии. — Просто вы — мужчина и не можете устоять. Женщины, подобные этой, прекрасно знают, как вести себя, чтобы выключить ваш мозг.

— Она искусная обманщица, — Клаудия попыталась войти в разговор, пока ее мать не наговорила лишнего. — Она играет роль. И уже очень давно.

— Роль? — спросил Айзенберг. — Что вы имеете в виду?

— Точно не скажу. Но в Гильберт не было ничего настоящего. Ее движения, манера разговора, ее жесты и мимика — она все держала под контролем, как актриса.

— Значит, ее поведение было наигранным не из-за убийства Меллека?

— Не обязательно. Но тот, кто мастерски контролирует себя, упражняется в этом с давних пор. Может быть, и всю жизнь.

— Наверное, это можно объяснить тем, что она всегда была умнее окружающих и с детства привыкла притворяться, не быть собой.

— Да, вполне может быть, — согласилась Клаудия.

— Ужасно, когда даже самой собой побыть нельзя! — снова высказала свое мнение мать.

Клаудия взглянула на нее в надежде заставить промолчать, но, как всегда, безрезультатно.

— Моя дочка вам, наверное, рассказывала, что я слышу голоса и страдаю манией преследования. Я всю жизнь пряталась от воображаемых врагов. Я каждый день играла чужие роли, чтобы они меня не обнаружили.

— Вы хотите сказать, с Гильберт происходит то же самое? — спросил Айзенберг. — У нее тоже, эээ…

— Не стесняйтесь называть вещи своими именами. Благодаря моей замечательной дочке я узнала, что со мной не так, и научилась жить с этим, несмотря на то что у меня время от времени случаются панические атаки. Но вернемся к вашему вопросу: нет, я не это имею в виду. Гильберт не шизофреничка. Но, как сказала Клаудия, она не та, за кого себя выдает.

Айзенберг кивнул.

— Теперь самый важный вопрос: говорила ли она правду, когда утверждала, что ИИИ никогда не работал над умным вирусом?

— Нет, — сказали женщины в один голос.

Айзенберг вздохнул.

— Я так и думал. Вы записали разговор?

Клаудия указала на свой смартфон, лежавший рядом с тарелкой.

— Все там.

— И что нам теперь делать? — спросил Айзенберг. — Гильберт все отрицает и будет отрицать. Одно мое согласие с вашим мнением, что она искусная обманщица, еще не доказательство. И, наверное, будет крайне сложно разобраться, что на самом деле происходит в ее институте.

— В любом случае, мы теперь знаем, что теория Бена верна, по крайней мере насчет супервируса, — сказала Клаудия.

— Верно, — согласился Айзенберг. — Я вам обеим очень признателен за помощь.

— Нам очень понравилось, — ответила мать Клаудии.

Клаудия до последнего сомневалась, стоит ли брать с собой маму в качестве статистки. Но сидеть за столиком одной было бы подозрительно, а в голову не приходила ни одна кандидатура, рядом с которой она не выглядела бы в ресторане неестественно. Ее подружка Адриана не справилась бы с этой ролью — Гильберт в считаные минуты заметила бы, что подруги за соседним столиком ведут себя странно. Кроме этого, Адриана не отличалась умением помалкивать. Мать Клаудии, напротив, всю жизнь упражнялась в том, чтобы быть незаметной. Женщина отлично справилась со своей ролью и этим была чем-то похожа на