Однако все было не так просто, как представлялось К. Збаражскому, Мустафе Кочибею, Кёпрюлю Мехмед-паше и другим как иностранным наблюдателям, так и турецким писателям и государственным деятелям. Причины упадка лежали более глубоко и были более основательны. Все они могут быть разделены на несколько основных групп, тесно взаимосвязанных, переплетенных друг с другом. Первоосновой всех проблем, которые обрушились на Османскую империю после смерти Сулеймана I, являются, несомненно, проблемы, связанные с развитием турецкой экономики и общества в ту эпоху. Во многом эти проблемы были связаны с ускорившимся во 2-й половине XVI в. «открытием» Порты внешнему миру, прежде всего Европе, и «включением» империи в формирующийся быстрыми темпами мировой рынок, главную роль в котором играли наиболее развитые страны Западной Европы508.

Турция в XVI в. была типичным традиционным обществом, в хозяйстве которого главную роль играл аграрный сектор. От процветания турецкой деревни зависело процветание всей империи в целом, и в этом, как было отмечено выше, были согласны османские писатели 2-й половины XVI–XVII вв. Однако именно здесь и возникли серьезные проблемы. С одной стороны, Турция в XVI в. переживала подлинный демографический взрыв, но развивавшееся по экстенсивному пути сельское хозяйство, равно как и городская экономика, оказалось неспособным поглотить растущее число рабочих рук, и это неизбежно вело к усилению социальной напряженности в обществе. Теоретически можно было найти выход на пути дальнейшей территориальной экспансии, выплеснуть растущее недовольство наружу, на соседей. Следовательно, завоевательные войны становились настоятельной необходимостью. Однако это была палка о двух концах – все новые и новые походы требовали изъятия из деревни все новых и новых ресурсов, людских, материальных и финансовых. Так, размеры авариза в 1582 г. составили 40 акче с души в год, в 1600 г. он вырос до 240, а в 1681 г. составил уже 535 акче. То же самое можно сказать и о джизье, которая изменилась с 40 акче в 1574 г. до 70 акче в 1592 г., 150 акче в 1596 г., 240 акче в 1630 г. и 280 акче в 1691 г. Реально же, учитывая злоупотребления властей на местах, размеры авариза и джизьи были еще больше509. Тем самым османская деревня все в меньшей и меньшей степени оказывалась способной не только на расширенное, но даже на простое воспроизводство. Таким образом, продолжение прежнего агрессивного внешнеполитического курса, как указывал М.С. Мейер, «…в конечном счете неизбежно должно было отрицательно сказаться на положении крестьянства, породить хозяйственный упадок в деревне, следствием которого был общий экономический застой»510. Эти же слова можно отнести и к турецкому городу, хотя, быть может, и в меньшей степени.

Еще одной проблемой, разрешить которую в ту эпоху было невозможно принципиально, была разнородность, рыхлость здания Турецкого государства. Активная и успешная внешнеполитическая деятельность способствовала стремительному росту владений султанов Османской династии. В свою очередь, это вело к тому, что хозяйственный организм Османской империи стал напоминать лоскутное одеяло, состоявшее из территорий с совершенно разным уровнем социально-экономического и политического развития. В условиях невысокого уровня развития инфраструктуры и слабости внутриимперских экономических связей это становилось серьезной преградой на пути дальнейшего развития экономики.

Но не только новые и новые войны способствовали росту налогового бремени, которое тяжким грузом ложилось на плечи райи. Демографический взрыв в Турции совпал по времени с европейской «революцией цен», одной из причин которой был массированный приток драгоценных металлов из испанских и португальских колоний. Рост военных расходов и не слишком удачные войны, добыча от которых не покрывала, как ранее, затраты, вкупе с «революцией цен» способствовали возникновению ранее практически неизвестного османским властям бюджетного дефицита. Его рост наглядно характеризуют следующие цифры: в 1564 г. он составил 66 юков акче (6,6 млн. акче), в 1591/1592 г. – уже 700 юков, а в 1596/1597 г. – ни много ни мало 6 тыс. юков акче. И это при том, что доходы казны не стояли на месте, а постоянно росли – с 1830 юков акче в 1564-м до 3 тыс. юков в 1596/1597 г.511. Правда, при этом нужно иметь в виду тот факт, что поступления в казну росли в основном на бумаге, поскольку из-за инфляции реальная стоимость акче постоянно падала. В итоге, если в 1567 г. казна получила в золотом исчислении доход на 5,8 млн. акче, то спустя 30 лет – только 2,5 млн. и только к 1661 г. поступления в золотом исчислении выросли до 5 млн. – акче512.

На развитие бюджетного дефицита оказало определенное воздействие и наметившееся разложение государственного аппарата. Характерной чертой османского общества во 2-й половине XVI в. стало возрастание роли денег, товарно-денежных отношений. «Расширение масштабов денежного обращения оказало серьезное влияние и на господствующий класс страны, – писал М.С. Мейер, – изменив сферу его материальных интересов и сам образ жизни. Во второй половине XVI в. в империи сложилось такое положение, когда потребности феодалов в деньгах стали быстро возрастать, а возможности поступлений начали сокращаться…»514. Стремительно пустеющая казна была уже не в силах регулярно выплачивать жалованье чиновникам, и они пустились во все тяжкие, компенсируя недостачу поборами с населения. Центральные власти были вынуждены смотреть на это сквозь пальцы, хотя самоуправство и злоупотребления чиновников на местах наносили огромный вред интересам короны. Как отмечал в начале XVIII в. русский посланник в Стамбуле П.А. Толстой, в казну султана поступала в лучшем случае треть собираемых с населения денег, прочие же расходились по карманам чиновников, которые даже не стремились установить точные цифры доходов и расходов, «…понеже в том, или искуства добраго не имеют, или не радят, не хотя трудитися, или умышлением о том не брегут, дабы способнее могут красть и росхищать казну народную»515.

Пытаясь найти выход из тисков финансового кризиса, османское правительство попыталось решить возникшую проблему традиционными путями. Для начала девальвации была подвергнута акче, основная денежная единица империи. Турецкий историк Ш. Памук приводит следующие данные об изменении соотношения курсов акче и венецианского дуката в XVI–XVII вв. В 1479 г. за венецианский дукат просили 45–46 османских акче, в 1512-м уже 55 акче, в 1566 г. – 60 акче, в 1584-м – от 65 до 70 акче, в 1600-м – 125 акче. Пик падения стоимости акче пришелся на 1624 г., когда 1 дукат стоил от 330 до 420 акче, после чего курс поднялся к середине века до 175 акче за дукат и затем снова упал к 1691 г. до 300–400 акче за дукат. Примерно так же изменилось соотношение акче к испанскому песо: с 40 акче за песо в 1512 г. до 40–50 в 1582 г., 78 в 1600 г., 170–320 в 1624 г., 90 в 1650 г. и 120–160 в 1691 г.516. Затем правительство перешло к использованию практики краткосрочных откупов-ильтизамов. Все это крайне негативные последствия и для экономики, и для общества в целом. Давая временное облегчение, эти способы лишь загоняли проблему в глубину, тем самым не разрешая кризиса до конца.

Социально-экономический кризис и неудачные попытки его преодолеть особенно болезненно ударили по «сейфие», «людям меча», в особенности по средним и мелким. Аграрная структура классической Турции основывалась, как писал М.С. Мейер, на «широко утвердившемся в странах Востока принципе верховной государственной собственности на землю». Государственная собственность на землю, мири, в Турции распространилась на большую часть возделываемых угодий (до 85–90 %)517. Из этого фонда и происходило наделение воинов-сипахи тимарами, которые, как отмечалось выше, было главной опорой Османского государства. Сипахи являлись условными держателями пожалований-дирликов, и государство стремилось посредством серии законодательных установлений, канун-наме, не допустить превращения тимаров в наследственные владения и ограничить права сипахи по отношению к их дирликам. Однако уже в 1-й половине XVI в. наметилась тенденция к превращению дирликов из условных в безусловные владения, никак не связанные с выполнением военных и иных обязанностей перед султаном со стороны держателя тимара. Таким образом, в действие вступила тенденция, которой больше всего опасались султаны и которая в конечном итоге должна была привести (и, забегая вперед, привела) к крушению тимарной системы.