Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ищу дорогу, чтобы вылезть —
Как щепка на волне.
Нетронутую прелесть
Я находил на дне.
Прибой катает щепку,
Бросит, засосет —
Потом ухватит цепко
И прочь несет.
Волна — воды придаток,
Ее случайность, пульс.
Матросы мы, солдаты,
Пучины пища. Пусть.
Мы освещаем свет
И видимость его находим.
На самом деле, свет слеп
И темнота его природа.
651
Россия в позе неудобной,
Не выспавшись, глядит на свет.
В мечте о жизни бесподобной
Намордник у нее раздет.
На диво органы растут,
Не школа — дивный институт.
Но почему приятно и противно?
И — мысли гонит со двора.
Уж если думать коллективно,
Диету, не режим, менять пора.
Наш скорбный ум не пропадет,
Без выхода решение найдет.
Всегда способна, бля,
Своих родимых мифоманов,
Мюнхгаузенов и митрофанов
Рожать народная земля.
Ну а пока устроим танцы:
Поляков, чехов и афганцев
Пихнем в любовный хоровод,
Возьмутся за руки китайцы,
Иранцы, персы и синайцы,
И будет виден полный рот,
И будет пучиться живот.
Иван Иваныч Сукинсынов
Увидит небо в апельсинах
И поскорей в приемный пункт
Снесет перлоновый зипун.
Тогда китаец Щи-ка-чи
Произнесет свое апчи.
652. Ч-жой
Я чистил зубы, чуя челюсть,
Чрево черепа и кость.
В этой частности заключена
Человеческая сущность.
Череп Йорика — отсчет,
Вечного в конечном отпечаток,
Опечатка участи души.
Шута зачатие непрочно —
Ожесточает чертовщину.
Начальство щупает мечту,
Ищет тщательно чего-то,
Ногами топчет мощно.
Умножая щупальцы тщеты.
Чудак лопочет чудно
Про чешуйчатость часов печали.
Он — беспечности кочевник,
Права качает ничего.
Лишь чуткий призрак преткновения
Проводит чистую черту —
Ее не пересечь нахрапом —
Здесь нужно напряжение чувств,
Текучесть и нечеткость планов,
Физически неразличимых.
Мечтатель нынче не в почете,
Насчет чудес он шляпа,
Не может хлебом накормить
И смотрит скучно в точку тьмы.
Чего-то нет. Иначе с чем ничто?
653. Интерьер-макабр
Я стукнулся о тумбу так,
Что вспышкой прозвенел пятак,
Скосились Хлебников и Библия,
Как будто книгам зуб выбили.
Познав предел своих владений,
Ретировался свет дневной.
Замкнулся угол вязкой тенью,
И вечер влез в окно.
Нечисто, иностранно
Лопочет мебель в сумерках —
Лежу и вроде умер как,
И существую, только странно.
Пространство стало вне закона,
Оно уютно, как силок.
Царит эстетика притона,
И пятка чешет потолок.
За занавескою игриво
Виляет бедрами дыра,
Тени пляшут похотливо,
И начинается игра.
Ползет на волю память
Преступным ходом черепах —
Комната ночная станет
Не больше черепа.
Виски затянет паутина,
А жизнь гуляет за стеной.
Кружится бред и стынет —
Кто храпит там, надо мной?
Зашторены глазницы,
Конец вселенной — кость.
Я — содержание страницы,
Прочесть не удалось.
654. Оставшимся
Нельзя сказать, что презирали —
Я был не лучше вас.
Нельзя сказать, что видеть жаждали —
В толпе стирался я, как вы.
Как сотремся — так сочтемся.
Да, вот, простите,
Судьба — как из пращи, меня
Туда да растуда.
Я принял позу, нужную,
Чтоб лучше было бы порхать по ветру бед.
Для легкости
Скостил страданий (тех — незримых) на издержки.
Доносится: Легко ему теперь —
География парит над океаном,
К лицу Европа скроена;
Маршрут прогорклый наш
Сквозняк степной не освежает.
А он — бедняга — простужает память,
Жалуется на сны «невозвращенца»…
Да вы поймите, я уехал не — «во время рыб»
И не в пространство вещеватых мыслей.
Я путешествие проделал по себе,
В условный мир
Несуществующих границ и заграниц.
От детства до мистического края,
Скрывающего то, что мы хотим,
Когда желанного достигнем.
Это не рейс, это не рай,
Это не приз, это не треск —
И не треска — не трёп,
А трепет новых перемен,
Неразличимо певших, словно ветер
В граните неизменных и народных масс,
Принявших форму морды разбитого сфинкса.
…Я перебил себя.
Я тоже атом массы,
Ноги мне сначала перебившей,
Но давшей после духу мне,
Чтоб облететь ее запущенные дыры.
Не гниль и не безвременная топь —
Глухая терпкая полынь
Мне запахом отбила память.
(Конечно, не у всех такое нюханье
Бесцельное.
Иным — по запашку́ — большая цель.)
Память заменилась
Навязчивой идеей о надежде
Без примеси других идей,
За исключением детей-надеждок.
Нас воспитали с детства:
«Надежно учатся ребята,
Растут кустами, как опята».
Забытую надежду — внутрь
Поглубже запихай.
Ногами-каблуками
Толкай-задавливай,
Общественно выравнивай
Да лозунгом себя — пустяк —
Еще разок.
Труднее гущи оскорблений
Разреженность от их отсутствия,
И приучиться к состоянию небесного безвесия
Невозможно —
Ангел мести внутри нас.
Он рот откроет — громче труб —
И вышибет полынный дух.
За краем адское «еще»
Грозится знаменем конца —
И в тупике жерлами память,
Бесконечно повторяет: нуль.
Привычный плен опять при мне.
Он плоский,
Приплюснутый привычкой, продираясь,
Оставлять клочками кожу
На