Шрифт:
Интервал:
Закладка:
выталкивают из недр
еле дышащий ствол.
Горбясь,
не думаючи,
прет.
Исчерпав свой напор,
разменяется на шарящие ветки
с протянутыми суетливыми сучками,
чьи взлетают,
трепеща от новизны,
листья.
Так небу посылает
земля от себя
дерево,
выделив ему воды
и свободу потягиваться,
сколько позволяет деревянная плоть,
и также право
в дальнейшем сгнить.
А если выпадет ликующая удача,
сгореть,
закоптив пепелищем землю.
669
Разбилась мысль и растеклась.
Разъятых знаний черепки
Теперь уж не срастить.
Нацелив острые углы,
Они расписки предъявляют.
Притворство ни к чему,
Движеньем больше не спастись.
А было, что прыжок коня
Фигуру сути воплощал,
Табун искрящихся намеков
Летел по горнему пределу.
Теперь же — слякоть и дожди
И — молча тонет лошадь.
Вдали маячит призрачный,
Лаская тень свою,
Идет Экзаменатор.
670
париж физически люблю
вонь запахи сырого тления
отбросов славы классицизм
и разложенье новизны
фасадов выбелены лица
над ними воробьи мансард
внизу раздетый лувр витрин
в которых отразился бег
изменчивых как биржа парижанок
кровь города толпа
съедает на ходу
беспечного микроба
есть города где кровь черна
но здесь она легка и фосфорна
и только грубость парижан
в утонченной традиции ломать
традицию уже с надломом
напоминает жизнь наждак
протрет и все сравняет
писк недоносков революций
прелести маразма королей
спрессуются в эгалитэ писсуаров
недвижное размешивают небо
щекочущие мачты нотр-дам
корабль с готической оснасткой
плывущий через ярмарку старья
сквозь лунное сплетенье переулков
где как занозы по углам
сестрички жанны д’арк
а с ними братья по любви
душа у них нежна
как тело устрицы
по восемь месяцев в году
гниль мне нравится парижская
так разлагаться бы москве
671. На пляже в Сен-Тропэ
я вышел на пляж:
чему-то быть гениальному!
схватило дыхание аж
приближением к дальнему
все море и море там
и тяга к экзотикам
к путям непроторенным
к бредовым наркотикам
эвксинский понт и турки
русские придурки
ну полно уж тебе ли
как голубь мира бредить крымом
под шалой памяти нажимом
воображать о коктебеле
засохшем в голове поэта
как жеваный рахат-лукум
то слышатся в волнах наветы
традиций выветренных шум
погасших поэтических фитилей
давно потопленных флотилий
о мнимом прошлом позабудь
смотри француз по достоевскому
во взгляде скука что-то дерзкое
мадам с расчетом кажет грудь
и сквозь меня глядит как кошка
да мудрено ли — солнце горы
песок журнал блестит обложка
а любопытство щель в заборе
где шум волны там время стерто
пространство же иного сорта —
конец земли начало вод
и дальних измерений свод
672–674. Трепатих
КнуКчуКскому
1
лежу себе и призываю дух
поэтов двух
великих непечатанных
ТО ВАГИНОВ влагалищев
И ОБОЛДУЕВ друг
поддувающий туда еще
с обратной стороны
один совокупил античность
с плащпалаткою пьеро
другой из струн рояля смастерил
поэзогонный аппарат
и гнал стихи приватно
да жил себе
ни шелково ни ватно
2
стихи конечно любят снобы
и про цветаеву болтают снова
и процветают словоблудно
не подозревая что им нудно
собачки скучают от своих бантиков
академики любят своих антиков
гордо качается индивидуалист
из моих сочинений лист
3
атлантический океан это лужа
в которой можно потопить сибирь
но от этого будет только хуже
зальет кузьминского царя задир
сибирь же постигнет судьба атлантиды
и станет как с бабкой степанидой
никто не поверит что она была
по морям раскинут сети и снасти
и будет рыбу допрашивать с пристрастьем
великий кормчий-водолаз
и я там был пил рыбий глаз
по усам текло а в рифму не попало
675. Апология ничтожника
как сукин сын среди секретарей
последней сволочи хитрей
он полз как краб среди угрей
из-под дверей под льды морей
как декадент гиперборей
глотая скучные минуты
он о себе понятие имел
помноженный на нуль отсутствия
он что-то вялое шептал
свою судьбу безграмотно листая
он бормотал без сути и фактуры
и был ничтожно одинок
а ручки грудь его и ноги
совсем не подлинны
подлоги
подделки марионетки рычаги
в системе сил на побегушках
непереваренных фантазий
он засыпая догадался
я точно так же как другие
лишь инструмент в ногах студента
ученого в игре футбол
а на рассвете вышло так
мне по душе весенняя отрава
и скука осени слегка
однако хамство лета и беда зимы
командуют парадом
да, я ничтожество и ничего
ничтожное не чуждо мне
ни ваша мысль изобретательно тупая
как профессиональный дикобраз
ни чувства пухлые как черви
ползущие куда и вы
виляя хвостиком любви
ни ваши страсти заливные
закусок вырванных из рта
все так чудесно для натуры
и проза пропитого дня
и слов разжеванных собранье
и шелуха от общих мест
как все услательно и аппетительно
под всем бы подписаться мог
поэт задо-лау-реат