Я снова не знал, что ответить. В свои шестнадцать я чувствовал себя слишком молодым для того, чтобы владеть чем-то.

Все эти ланды мои? Для меня они ничего не значили. Этот пейзаж с его охристой глиной и гранитом казался таким чужим. Машина проехала мимо отметки 1012. Я не мог решиться спросить отца о загадочном адресе и оскверненной могиле.

Позже.

С переднего сиденья «транзита» казалось, будто я парю над ландами. Пейзаж за окном не имел ничего общего с тем, что я каждый день видел по пути на парусные занятия.

Мы проехали мимо Рубиновой бухты. Море отступило так далеко, словно тоже хотело покинуть остров, оставив после себя тысячи камней, затянутых пурпурной тиной. Я невольно вспомнил о вчерашнем нападении. Надо ли о нем спрашивать? Что папа сделал с телом Валерино?

Нет, это тоже подождет.

Еще несколько минут — и мы возле конторы нотариуса.

Не отвлекаться.

Когда мы ехали мимо недавно построенных коттеджей, папа заговорил:

— Ужасные, правда? Согласен? Хорошо, что вокруг аббатства…

У меня ком стоял в горле.

— Не волнуйся. Все будет хорошо. Никто, кроме нас, не знает, что встреча назначена на сегодня.

Я подумал о своих ночных признаниях Мади и Арману.

— Просто забери досье. Серж Бардон несколько подавляет, но ты его не бойся.

Пару минут спустя он припарковался, заехав на тротуар узкой улочки Пивуан. Мощеная, залитая солнцем и полная цветов, она казалась такой безмятежной.

— Это здесь, — отец показал на маленький дом со сверкающей на солнце золоченой табличкой, единственный дом без красных ставней, — мэтр Серж Бардон, давний друг семьи…

Он неуверенно засмеялся — наверное, хотел меня подбодрить, но ничего не вышло. От меня не укрылось, что отец напряжен. Он бросил взгляд в зеркало заднего вида, потом посмотрел на окна дома.

Я видел только улицу — безлюдную, пугающе безлюдную. Отец еще несколько мгновений изучал окрестности, потом взял меня за руку:

— Думаю, ты можешь идти. Помни, он будет настаивать, чтобы ты открыл это досье в его присутствии. Я сам отдал ему категорическое распоряжение, но с тех пор прошло десять лет. Помни, ты не должен ему повиноваться. Сегодня я распорядился иначе. Главное — не открывай. Просто забери папку и уходи. Ты уже понял почему. У тебя есть удостоверение личности?

— Социальная карточка.

— Сойдет.

— Почему тебе не пойти вместе со мной?

Папа снова беспокойно заозирался. Он будто торопился.

— Для Сержа Бардона я мертв. Утонул. Мое непреложное правило — свести к минимуму число свидетелей моего воскресения.

— Но ведь мэтру Бардону можно доверять?

— Да, он неподкупный, но этот человек ненавидит ложь. После побега Валерино всколыхнулась и та давняя история в Сангвинариях. Ты читал вчера «Островитянина»? Сейчас снова все всплывет. Полиция и к мэтру Бардону сунется. Колен, я не верю в совпадения. Думаю, мне лучше еще какое-то время побыть мертвым. — Он снова поглядел в зеркало заднего вида. — Ну, беги! Внезапность сыграет нам на руку.

Я осторожно выбрался из фургона — отец припарковался у самой стены. Я протиснулся мимо машины, тоже беспокойно огляделся, затем перешел улицу и оказался перед массивной деревянной дверью. Прочитал надпись на золоченой табличке: «Мэтр Серж Бардон. Нотариус».

Постучал.

Сердце отозвалось в такт ударам.

Послышались медленные шаги, дверь открылась. Такого я не ожидал. Стоявший передо мной человек перекрывал весь дверной проем. Он был ненамного выше меня, но весил раза в три больше. Живот выпирал из белой рубашки, а галстук выглядел крохотным и нелепым.

— Да? — холодно произнес он.

Казалось, ему все на свете надоело и его ничем не удивить.

— Здравствуйте. Э-э… я Колен Реми, сын Жана и Анны Реми.

Он помедлил, но ответил уже куда живее:

— Юный Колен Реми! Ну конечно, тебе же назначено на сегодня. Только я не думал, что ты так рано встаешь. Вот это встреча! Подумать только, я записал ее в своем ежедневнике больше десяти лет назад! Следуй за мной.

Когда я вошел, он направил на дверь пульт управления, и замки защелкнулись, лязгнув на разные голоса.

— Добро пожаловать в бункер острова Морнезе.

Спокойнее мне не стало. Передо мной тянулся коридор, вымощенный черными и белыми шестиугольными плитками. Бардон повернул направо, я последовал за ним. Мы вошли в комнату без окон. В лицее задавали читать роман Флобера «Мадам Бовари», и кабинет нотариуса мгновенно вызвал в памяти его атмосферу. Натертый паркет, стены затянуты толстой сиреневой тканью. А главное — помещение выглядело невероятно захламленным. Высокие стеллажи со старинными книгами. Глобус на ножке. Модели судов на низких столах. Засушенные цветы в высоких керамических вазах. Непонятно, как этому толстяку удавалось перемещаться по конторе, ничего не опрокидывая.

Бардон пыхтел, словно несколько метров страшно его утомили. Он предложил мне сесть — вертящийся стул на колесиках был одним из немногих современных предметов обстановки, — а сам уселся напротив, за письменный стол, в глубокое бархатное кресло с широкими подлокотниками. Теперь мне была видна только верхняя половина его туловища. Меня поразила подвижность нотариуса, руки и глаза у него безостановочно двигались. Некоторое время он разглядывал меня, потом сказал:

— Колен, я должен попросить у тебя удостоверение личности. Это смешно, ведь ты очень похож на отца, но тем не менее…

Я молча протянул ему карточку.

— Стало быть, ты получил мое приглашение?

Чтобы не вдаваться в подробности, я лишь кивнул.

— И смог так быстро приехать?

У меня не было причин скрывать от него правду.

— Я уже почти две недели на острове, в летнем лагере. А сегодня вечером приезжают дядя и тетя.

— Хорошо. Очень, очень хорошо.

Его пухлые руки проворно выдвинули правый ящик письменного стола. Он достал оттуда толстую бежевую картонную папку с широкими завязками и положил ее на стол точно посередине между собой и мной. Жесты его были полны торжественности.

Еще бы — он десять лет обдумывал мизансцену. И он явно намерен тянуть время. Я предпочел бы разделаться с этим делом побыстрее, но нельзя совершить оплошность.

Нотариус задумчиво постукивал пальцами-сардельками по бежевой папке. Я был уверен, что свои реплики он отрепетировал и заучил наизусть.

— Твой отец был славным парнем, — начал он.

Я слегка удивился и ничего не ответил.

— Ты был ребенком и, наверное, не очень хорошо его помнишь, но он был достойным человеком. Современный Дон Кихот. Сражался с ветряными мельницами. Цельный. Бескомпромиссный. Не стоит на него обижаться.