не задавались, – а именно, на малоизученный вопрос о природе архетипа. Архетипические представления (образы и идеи), опосредуемые для нас бессознательным, нельзя смешивать с архетипами как таковыми. Это крайне разнообразные структуры, которые все отсылают к некоторой «непредставимой», по сути, базовой форме. Последняя характеризуется рядом формальных элементов и определенными фундаментальными значениями, хотя указанные значения постигаются лишь приблизительно. Архетип как таковой есть психоидный фактор, который расположен как бы в невидимой, ультрафиолетовой области психического спектра. Сам по себе он не способен проникать в сознание. Я отважусь выдвинуть такую гипотезу, поскольку все архетипическое, воспринимаемое сознанием, словно бы представляет набор вариаций на основную тему. Больше всего исследователя поражают бесконечные вариации мотива мандалы. Эта относительно простая основная форма, значение которой можно определить как «центральное». Но, пусть она похожа на структуру с неким центром, все-таки затруднительно установить, что в этой структуре более значимо – центр или периферия, раздельность или целостность. Поскольку прочие архетипы тоже вызывают подобные сомнения, мне кажется вероятным, что реальная природа архетипа не способна осознаваться, что она трансцендентна, и потому я определяю ее как психоидную. Более того, каждый архетип, будучи представленным в уме, уже осознан, а это значит, что он отличается в неопределенной степени от исходного архетипа, который представлялся. Как подчеркивал Липпс, природа психического бессознательна. Все сознательное принадлежит феноменальному миру, который – как учит современная физика – не предлагает объяснений, требуемых объективной реальностью. Последняя настаивает на математической модели, и опыт показывает, что она опирается на какие-то невидимые и непредставимые факторы. Психология не может отрицать неоспоримую ценность этого факта, тем паче что наблюдаемое психическое уже в какой-то мере включается в формулировки объективной реальности. Психологические теории нельзя формулировать математически, потому что у нас нет единиц измерения, с помощью которых мы оценивали бы количество психического. Приходится полагаться исключительно на качественные характеристики, то есть на познаваемые явления. Соответственно, психология лишается права выносить обоснованные суждения о состояниях бессознательного – или, иными словами, нет надежды на то, что какое-либо утверждение о состояниях или процессах в бессознательном получит когда-либо научное обоснование. Что бы мы ни говорили об архетипах, они остаются визуализациями или конкретизациями, осуществляемыми в области сознания. Но мы не можем рассуждать об архетипах как-либо иначе. Значит, мы должны постоянно иметь в виду, что наши «архетипы» фактически непредставимы, что лишь некоторые их проявления делают возможным визуализацию (речь об архетипических образах и идеях). Аналогичная картина свойственна физике: существуют мельчайшие частицы, которые невозможно вообразить, но которые оказывают воздействие на мир, и из природы этого воздействия строится модель. Архетипический образ, мотив или мифологема есть конструкции подобного рода. Когда допускается существование двух или более непредставимых факторов, всегда присутствует возможность (мы склонны ее пропускать) того, что следует принимать в расчет не два или более факторов, а лишь один-единственный. Тождественность (или ее отсутствие) двух непредставимых величин есть нечто, не подлежащее доказательству. Если на основании наблюдений психолог предположит существование каких-то непредставимых психоидных факторов, то он поступит, в общем-то, ровно так, как поступают физики, которые строят модель атома. Отмечу, что психология не одна страдает от необходимости присваивать своему объекту – бессознательному – имя, часто критикуемое из-за его негативного содержания; та же участь постигла физику, которая не смогла обойтись без древнего термина «атом» (что значит «неделимый») для обозначения мельчайших частиц материи. Атом вовсе не является неделимым, и точно так же, как мы увидим в дальнейшем, бессознательное не есть просто бессознательное. Физика в своих психологических проявлениях может лишь констатировать наличие наблюдателя, будучи не в состоянии утверждать что-либо о его природе, а психология способна только указывать на связь психического с материей, будучи не в состоянии прояснить хоть что-либо по поводу ее природы.

[418] Так как психическое и материя существуют в одном и том же мире, более того, находятся в непрерывном контакте друг с другом и в конце концов опираются на непредставимые, трансцендентные факторы, то не только возможно, но вполне вероятно, что психическое и материя суть две различных стороны одного и того же нечто. Явление синхронистичности указывает, на мой взгляд, на достоверность такого вывода, ведь оно свидетельствует о том, что непсихическое может проявлять себя подобно психическому и, наоборот, в отсутствие какой-либо каузальной связи между ними[396]. Глубина современного знания не позволяет нам предпринимать что-либо существеннее сопоставления психического и материального мира в облике двух конусов, вершины которых встречаются в некоей точке – по сути, в нулевой точке, – касаясь и не касаясь друг друга.

[419] В своих предшествующих работах я неизменно трактовал архетипические явления как психические, потому что материал, исследуемый мною, непосредственно и исключительно связан с идеями и образами. Психоидная природа архетипа, которую я отстаиваю, не противоречит этим ранним формулировкам; она выступает дальнейшим уточнением понятий, что было неизбежно, когда я осознал настоятельную необходимость более общего анализа природы психического и потребность прояснить эмпирические понятия, а также существующие взаимосвязи.

[420] «Психическая инфракрасная область», то есть инстинктивное биологическое психическое, постепенно перемещается в физиологию организма и тем самым смыкается с химическими и физическими условиями, а «психическая ультрафиолетовая область», то есть архетип, точно так же охватывает поле, где нет, казалось бы, ни единого проявления физиологических особенностей, но которое, исходя из нашего анализа, нельзя больше рассматривать как психическое, пусть оно и выглядит таковым. Физиологические процессы функционируют таким же образом, но их не объявляют психическими. Хотя нет такой формы существования, которая не была бы опосредована психически и только психически, вряд ли можно утверждать, что все на свете есть психическое. Логичным будет применить этот довод и к архетипам. Поскольку их сущность для нас бессознательна, однако они воспринимаются как спонтанные деятели, то у нас, пожалуй, нет иного выбора, кроме как описывать их природу, в соответствии с основным влиянием, как «духовную» – в том значении, которое я попытался раскрыть в моей статье о феноменологии духов[397]. Если так, то архетип должен находиться вне области психического, аналогично физиологическому инстинкту, непосредственно укорененному в ткань организма, и, обладая психоидной природой, перекидывать мостик от духа к материи. В архетипическом восприятии и инстинктивной перцепции дух и материя на психическом уровне противостоят друг другу. Они проявляются в психическом как отличительные признаки элементов сознания. Изначальная природа обоих трансцендентна, то есть непредставима, поскольку психическое и его элементы – это всего-навсего реальность, данная нам без посредника.

H. Общие соображения и перспективы

[421] Проблемы аналитической психологии, которые я постарался здесь очертить, ведут к выводам, которые удивляют меня самого. Я полагал, будто трудился в соответствии с