[407] Противоположности суть пределы любых состояний, из-за которых такие состояния воспринимаются как реальные, ибо так возникают потенции. Психическое состоит из процессов, энергия которых проистекает из уравновешивания противоположностей всех видов. Антитеза духа и инстинкта – лишь одно из наиболее распространенных противоречий, но она обладает тем преимуществом, что сводит обилие самых важных и самых сложных психических процессов к единому знаменателю. При таком рассмотрении получается, что психические процессы будто бы выступают «балансирами» энергии, протекающей между духом и инстинктом, пусть вопрос о том, следует ли трактовать конкретный процесс как духовный или как инстинктивный, покрыт мраком. Подобная оценка или интерпретация полностью зависима от точки зрения или состояния сознательного разума. Например, слаборазвитое сознание, которое из-за массовости проекций слишком подвержено беспорядочному воздействию конкретных или мнимо-конкретных элементов и состояний, наверняка усмотрит в инстинктивных побуждениях источник всякой реальности. Оно пребывает в блаженном неведении по поводу одухотворенности такого философского предположения, оно убеждено в том, что сумело выявить инстинктивную сущность всех психических процессов. Наоборот, сознание, которое вступает в противоборство с инстинктами, может, вследствие сильного влияния со стороны архетипов, настолько подчинить инстинкт духу, что и самые причудливые «духовные» затруднения будут возникать из очевидно биологических по происхождению фактов. Здесь явно игнорируется инстинктивность фанатизма, необходимая для такой операции.

[408] Выходит, что психические процессы как бы воспроизводят шкалу, вдоль которой «скользит» сознание. В один момент времени оно приближается к инстинкту и попадает под его влияние; в другой момент времени оно перемещается к противоположному концу шкалы, где дух преобладает и ассимилирует инстинктивные процессы, с ним несовместимые. Эти контр-позиции, порождающие столько иллюзий, ни в коем случае не являются патологическими симптомами; напротив, они образуют парные полюса той психической односторонности, что типична для современного нормального человека. Естественно, это проявляется не только в антитезе духа и инстинкта: имеется множество иных оппозиций, как показано в моей книге «Психологические типы».

[409] Это «скользящее» сознание является отличной характеристикой современного человека. Но вот односторонность сознания, возникающая в результате «скольжения», может быть устранена посредством того, что я определил как «воплощение тени» (realisierung des shattens). Для этой операции, к слову, вполне можно придумать менее «поэтический» и более научный неологизм из греческих и латинских корней. Но в психологии необходимо воздерживаться от затей подобного рода, по крайней мере, когда сталкиваешься с сугубо практическими проблемами. К их числу относится и «воплощение тени», то есть нарастающее осознание подчиненной части личности, которая не должна вовлекаться в интеллектуальную деятельность, поскольку она куда больше ориентируется на страдания и страсти, нежели допустимо для человека цельного. Суть того, что должно воплощаться и ассимилироваться, выражается поэтически столь наглядно и столь пластично в слове «тень», что было бы просто предосудительно не воспользоваться этим лингвистическим наследием. Даже термин «подчиненная часть личности» не совсем здесь подходит и вводит в заблуждение, тогда как слово «тень» не предполагает никакой жесткой фиксации смысла. «Человек без тени» – это статистически обычнейший человек: тот, кто мнит себя ровно тем, кем считает нужным быть. К сожалению, ни так называемый религиозный человек, ни человек науки не могут выступать исключениями из этого правила.

[410] Противостояние между архетипом и инстинктом есть этическая проблема первостепенной важности, и ее насущность улавливается только теми людьми, которые понимают, что им необходимо ассимилировать бессознательное и интегрировать свою личность. Таков удел человека, который осознал, что у него невроз или что состояние его психики далеко от благополучного. Разумеется, подобные люди в меньшинстве. «Обычный человек», то есть «человек массовый», действует по принципу нежелания знать, и знание ему вовсе не нужно, поскольку для него тем единственным, что подвержено ошибкам, выступает нечто, предельно обезличенное и условно именуемое «государством» или «обществом». Но стоит человеку однажды узнать, что он несет ответственность (или должен ее нести), как он понимает, что вынужден заботиться в том числе о своей психической конституции, причем тем усерднее, чем яснее он видит, что именно надлежит сделать, чтобы стать здоровее, стабильнее и эффективнее. Когда он вступает на путь ассимиляции бессознательного, можно не сомневаться в том, что ему предстоит встреча со всеми затруднениями, которые составляют неотъемлемую часть нашего естества. С другой стороны, массовый человек пользуется привилегией во все времена быть «непричастным» к социальным и политическим катастрофам, которые сотрясают весь мир. Его расчеты в силу этого не сбываются, зато другие люди могут хотя бы утешаться духовно, в царстве «не от мира сего».

[411] Было бы непростительным упущением не замечать чувственную ценность архетипа. Она чрезвычайно важна – как теоретически, так и терапевтически. В качестве нуминозного фактора архетип определяет природу конфигуративных процессов и их протекание, будто бы предвосхищая течение этих процессов, как если бы уже имея в виду цель, на которую направлен центричный процесс[387]. Здесь я хотел бы привести простой пример, чтобы объяснить способ функционирования архетипа. Будучи в экваториальной Западной Африке, на южном склоне горы Элгон, я узнал, что на восходе солнца туземцы покидают свои хижины, подносят руки ко ртам и с силой дуют или плюют на ладони. Затем они вскидывают руки ладонями к солнцу. Я спросил, что все это значит, но никто не смог мне объяснить. Мол, так делалось всегда, так учили поступать родители. А вообще лучше спросить у знахаря (medizinmann). Я последовал этому совету. Знахарь знал не больше других, но заверил, что его дед ведал все досконально. Если коротко, туземцы совершали эти действия при каждом восходе солнца и в первой фазе новолуния. Для этих людей, как я убедился, миг появления солнца или новорожденной луны был «мунгу», что соответствует меланезийским словам «мана» и «мулунгу»[388] и переводится миссионерами как «Бог». Действительно, у элгонии[389] слово athista может означать солнце и божество, хотя они отрицают, что солнце есть Бог. Только сам миг появления солнца будет «мунгу» или athista. Плевок и дыхание выражают солнечную субстанцию. Следовательно, туземцы как бы вручают свои души Богу, совершенно не подозревая, что, собственно, они делают. К этому обряду их побуждает тот же самый досознательный архетип, который заставлял древних египтян изображать на монументах поклоняющегося солнцу бабуина с головой собаки (впрочем, египтяне отлично сознавали, что этот ритуальный жест – в честь божества). Поведение элгонии видится нам, безусловно, чрезвычайно примитивным, однако мы забываем о том, что образованные обитатели Запада ведут себя точно так же. Каково значение рождественской елки? Быть может, наши предки ведали о том даже меньше нашего, а мы сами лишь недавно стали задаваться этим вопросом.

[412] Архетип есть природа в своей чистоте и первозданности[390],